Въ лѣто семь тысячъ сто четырнадцатое…

Толпа человек в тридцать, среди которой мелькают и бойцы во вполне приличных тегиляях, кое-кто — даже в шлемах и при саблях, — норовит прорваться в крохотную деревянную часовенку, на ступенях которой отмахиваются длинными клинками двое воинов в европейских шлемах и железных кирасах. На земле лежит с дюжину тел, одетых как в русские кафтаны, так и в европейскую одежду. Некоторые из них еще подают признаки жизни, но большинство не шевелится даже когда попадает под ноги нападающим.

Увлеченные боем сражающиеся даже не заметили появления нашего отряда: никто из атакующих не смотрел в нашу сторону, а защитникам часовни было откровенно не до того.

Воспользовавшись этим, стрельцы выстроились в две шеренги. Первый ряд, укрепив пищали на сошках, приготовился дать залп. Задние же держали заряженные ружья, чтобы сразу же передать их передним, если первые выстрелы не вразумят разошедшихся вояк.

Я, по чапаевскому завету, обозревал местность с возвышенности, в роли которой выступил отнюдь не киношный чугунок из-под картошки, а трофейный жеребец.

— Нет, ты посмотри, сотник, какое нахальство! К ним, понимаешь ли, сам царь прибыл, а они даже «здравствуй» не сказали!

Стоящий рядом с обнажённой саблей на плече Зернин, оценив шутку, усмехнулся:

— Так невежи ведь, Государь! Видать, пороли их мало и с небрежением. Дозволь вежеству поучить?

— Поучишь ещё. А ну-ка — обратился я к «молодому специалисту по переводу с челюстно-лицево-травмированного» на общепонятный русский, — пальни-ка разок вверх, чтоб заткнулись. А то их и не перекричать, так чего зря глотку надсаживать!

— Слушаю, Великий Государь! — щелкнул пищальный курок, воспламененный фитилём порох зашипел, разбрасывая весёлые искорки, и выстрел громыхнул, перекрывая гвалт и звон металла.

От неожиданности, как мне показалось, участники сражения на миг застыли. Кто-то из нападающих кинулся в стороны, огибая часовню, кто-то чуть отступил, вероятно, подумав, что прибыла огневая поддержка и опасаясь оказаться на линии огня. Но многие из толпы повернулись на звук выстрела, разумно рассудив, что обороняющиеся бойцы никуда со ступенек не денутся, а вот пренебрегать пищальниками за спиной не стоит: такое равнодушие может быть весьма чревато.

Не думаю, что вид стрелецкого десятка с готовыми к залпу ружьями доставил погромщикам удовольствие, учитывая, что стволы были направлены не куда-то, а прямо в них.

— А ну, прекратить безобразие! Всем — убрать оружие и отойти! Старшие — ко мне! Что здесь происходит?

Разумеется, что происходит — абсолютно ясно: кем-то организованные, вооруженные и разагитированные москвичи развлекаются этнической чисткой иностранцев. Это у нас в стране такая старинная национальная забава, называется «понаехали тут!». Думается, организатор этого локального геноцида уже примеряет перед зеркалом Шапку Мономаха.

«Боярский царь Василий Шуйский», как утверждалось позднее в читанных мной книгах, сумел «прославиться» исключительно резнёй мужиков, клятвопреступлениями и передачей польскому королю русских городов и почти всей царской казны, включая два царских венца: золотые шапки Бориса Годунова и Дмитрия[22]. Эта порода «боярских царей» с веками не меняется: партбоссы Ельцин и Кравчук, ставшие президентами, олигархи Ющенко, Кучма, Янукович, Парашенко — все они сперва кричали о «народном благе», судорожно набивая карманы, а набив — о народе и не вспоминали, продолжая хапать, как не в себя. Видимо, генетический сдвиг…

— Православные, подсобите, выпалите в тех немчинов! А то они, анчутки, вон уж сколько наших посекли! — Один из мужиков в тегиляях, не иначе, решил, что стрельцы прибыли на подмогу.

— Как стоите перед Государем?! — не сдержался мой сотник. — А ну, пади, не то батожья отпробуешь!

Никто не поспешил выполнить команду. Напротив, к нам развернулась уже практически вся толпа. Угрюмо-яростные бородатые лица не отражали ни малейшего желания подчиниться. Скорее — наоборот.

Воспользовавшись передышкой, двое воинов на крыльце часовни, устало опустив клинки, отступили к самым дверям, стремясь хотя бы прикрыть спины.

— Повторяю: всем убрать оружие и разойтись! Я, царь и великий князь Всея Руси Дмитрий Иванович, вас всех прощаю и отпускаю с миром. А кто ослушается — тем смерть!

Толпа колыхнулась. Кое-кто и вправду в растерянности опустил топоры, сабли и окованные железными полосами дубины. Пара мужиков принялась часто креститься, то ли отгоняя «дьявольское видение», то ли молясь про себя о вразумлении: царь ли доподлинно этот всадник, пусть и в богатом кафтане, но всё же не облачённый в расшитые золотом царские бармы с венцом на голове, который окружен не огромной свитой, а всего лишь десятком стрельцов?

Но вот на «одоспешенных» мой приказ подействовал, как детонатор на взрывчатку.

— Православные, то воры!

— Бей их, пока не палят!

Страшное дело — сила примера. Уверен: если бы хоть один из мужичков в тегиляях швырнул свою саблю под ноги — за ним оружие побросали бы все. И удалось бы решить дело миром, не проливая русской крови.