В лапах страха

Однако самое главное, чего тем летом было в изобилии — помимо сорняков и паразитов, — это вишни. Она налилась соком и очень скоро закончилась, так как деревенская детвора подчистую сметала яркие ягоды с ветвей невысоких деревьев, заставляя местных стариков качать головами и браниться на чём свет стоит. Но назидания старожил, естественно, проносились мимо детских сознаний, оглушённых собственными восторженными криками, оседая где-то там, на уютных завалинках, да игрушечных крылечках покосившихся домишек. А запасы вишни, между тем, с каждым новым днём продолжали неизбежно сокращаться.

Но был и резерв.

Только целиком на любителя.

За огородами раскинулось ухабистое поле, заросшее высокой травой, а на другом его конце стояло кладбище. Там-то и произрастал вожделенный резерв вишни. Пару раз Марина пыталась выведать у бабки причину столь странной засадки обители мёртвых, однако та лишь размахивала руками над головой, твердила про бывшего председателя колхоза и невольно сбивалась на совершенно посторонние темы, которые Марина не совсем понимала. Точнее не понимала вообще. Да это было и не столь важным. Марину занимало другое: поиски верного спутника, с которым было бы не так страшно наведаться в гости к покойникам и, надо сказать, такой спутник довольно скоро появился.

В соседний домик заехала тихая городская семейка: мама, папа и дочка. Девочка была необычайно худенькой и бледной; всякий раз, при сильных порывах ветра, она умело сжималась в трясущийся комочек и старалась присесть, словно опасаясь быть унесённой прочь! Как девочка Элли из книжки про Волшебника Изумрудного Города. Но куда в большей степени, Марину впечатлил дневной свет, который оставался видимым даже сквозь плотно сомкнутые пальчики её новой подружки: девочка закрывала Марине глаза ладошками, а та приоткрывала веки и… видела оранжевый ореол. Это было невообразимо, волшебно, красиво! Как если бы тебе показали сказку средь бела дня.

Подружка мало говорила и, по-видимому, была больна. Причём очень серьёзно. Марина старалась не затрагивать неприятной темы: просто вела себя настороженно, стараясь уследить за поведением незнакомой девочки. Поначалу всё складывалось как нельзя лучше: никаких странностей, непонятностей и ужастей Марина не выявила. Неведение успокоило. Правда, лишь до того момента, как не случилось самое страшное.

Сразу после переезда, родители не выпускали дочь даже со двора, будто та была совсем грудной, — на деле же, девочка оказалась на два года старше Марины, — постоянно крутились где-то поблизости, невзначай появлялись из-за каждого угла и тщательно всматривались в родное личико, словно пытаясь прочитать на нём что-то ужасное.

Марина тоже принялась осторожно присматриваться. И вскоре высмотрела! Временами подружка начинала часто моргать, и когда это происходило, игры тут же заканчивались. Саму Марину вежливо просили пойти погулять где-нибудь ещё, а подружку решительно уводили в дом. Та то и дело оглядывалась, будто пытаясь сказать: ты тут не при чём, это всё из-за меня! Маленькая Марина в непонятках хлопала ресницами и плелась домой. Да, было обидно, но ничего не поделаешь: приходилось принять всё, как есть, давясь банальной детской злостью, напополам с жалостью к самой себе, и элементарным непониманием сути происходящего.

Однако со временем, родители подружки успокоились, прекратили постоянную слежку и переключили своё внимание на обычную рутину, связанную с переездом на новое место жительства. Тогда-то девочкам и удалось тайно ускользнуть по утренней зорьке в сторону деревенского кладбища.

Марина побаивалась оставаться в подобных местах одна, а потому была несказанно благодарна подружке, за то, что та так легко поддержала её затею. Хотя в этом была какая-то странность: особенно когда Марина накладывала тревогу родителей девочки на её собственную беспечность. Но, с другой стороны, возможно, подружка просто пыталась таким образом преодолеть собственные страхи, болезнь — если та в действительности была — и как-то самоутвердиться, что ли. Причём не в глазах Марины, а, в первую очередь, в своих собственных. Данность была необходимо ей, как воздух. Однако надумала всё это Марина значительно позже… В то утро они просто шли полакомиться вишней и боязливо оглядывались по сторонам, страшась, ни сколько уснувших на веки вечные мертвецов, сколько озорных деревенских мальчишек, способных выкинуть любую пакость.