В лабиринтах судьбы

— Давай, Баклан, уйдём вместе. Ты ещё только прокручиваешь свой план, а у меня он готов давно. Осечка исключается, бля буду. План рассчитан на двоих. Когда выйдем к «железке» — катись куда задумал. Я не стал кочевряжиться, согласился. Любой зек знает: с зоны свалить — не простое дело. У Фитиля в плане получалось всё ловко, гладко. В день побега мы с ним на болоте корячились, лежнёвку клали. С утра, не переставая, лил дождь. Намокли мы изрядно. Костерок разложили. Ну и конвойный с нами, разумеется. Больше рядом никого не было. Остальные работали за болотом. Сидим, сушимся: нас двое, солдат и собака при нём. Фитиль сигнал подаёт: пора. Я тут же схватился за живот, прошусь за куст. Солдат поломался немного, но отпустил. Собаке приказал охранять. Сам с Фитилём остался. Всё шло, как по маслу. Оставалось только пушку с конвойного сорвать. Обычно конвоир носит оружие на плече, а тут взял и перевесил на грудь. Ситуация усложнялась. Фитиль решил перестраховаться, воткнул парню перо в живот. Солдат оказался хваткий, успел нажать на курок. Очередь пришлась Фитилю по башке. Смотрю — завалился он, в крови весь, лица не видать. Собака — ни с места. Уставилась на меня, рычит угрожающе. Долго я с ней возился. Толком и не помню, как мне удалось завалить такого волкодава. Всё было, как во сне. Потом дал дёру. Так вот и ушёл. Руку, вот видишь, овчарка порвала. Рана сочится до сих пор — не заживает. Может, подскажешь какую траву приложить?

Баклан облегченно вздохнул, облизнул пересохшие губы. По всему чувствовалось — он во второй раз пережил, уже мысленно, страшную трагедию, разыгравшуюся на болоте.

— И что, вертухаи даже погони за тобой не организовали? — спросил Степан.

— Почему же? Хватились нас вечером, погнались с собаками. Только ведь я тоже не пальцем деланный. Скатил бревно с берега и сплавился по реке. Сбил собак со следа. Видел с противоположного берега, как они тыкались мордами в осоку.

— Уйти-то, ты ушёл, только вот куда и от кого? — раздумчиво проговорил Степан. — Как теперь к жизни возвращаться?

— А никак. Теперь — никак. Добился, чего хотел. Достал гниду, и легче мне стало. Жить стану по-человечески. Никто больше не увидит Баклана на зоне. Я своё уже оттянул. Хватит. На рожон не лезть, умно жить — мусора не загребут. Отчим вон, сколько лет в тине сидел. Политический, не урка. И я понаслаждаюсь жизнью.

— Дурак ты, Ромка. Наивный, как пацан. Поймают тебя, рано или поздно.

Степан плеснул в свою кружку немного водки, молча выпил.

— Ты изворотлив, верно, — продолжил он. — Только вот жизнь иногда совсем иначе поворачивается, чем ты её запланировал. Порой и не догадаешься, что ждёт тебя впереди. Захотят поймать — поймают. Будь уверен. Тебя обязательно станут искать. За своих.

— Вот-вот, за своих. Сразу убьют, не разбираясь. Поставят к стенке и — нет Баклана.

— Зря не поставят. Законы на что?

— Э-э, дед! Ты живёшь ещё в царские времена. Прокуроры с урками не валандаются! О справедливости только в книжках пишут. В жизни всё-ё иначе. Верят буграм, верят воротилам. К ним прислушиваются, их защищают. А мы для них — что пыль на мундире или грязь на сапогах. Помыл, почистил и — опять как новый. Отбросы общества мы. Дунет ветер не с той стороны и — нет нас.

Роман со злостью ударил сапогом по ржавой консервной банке. С глухим звоном она исчезла в темноте.

— Вот так-то, — в который раз беглый зек смачно цыкнул слюной через зубы. — Повидал я людей, насмотрелся на них. Не угодил начальству, не помог воровать — и ты уже на нарах. Будешь умничать — упекут в психушку.

Возражать Степан не стал.

«В чём-то прав, Ромка, — подумалось ему. — Даже в таком маленьком посёлке, как наш, факты беззакония сплошь и рядом. В больших городах, надо думать, что…», — он не успел домыслить, его прервал Баклан.

— Ты знаешь, в чём смысл жизни? — неожиданно спросил он и выжидающе замолчал, уставившись на старика мутным немигающим взглядом. Степан не ответил.

— Раз молчишь — стало быть, не знаешь, — обрадовано заговорил вновь Роман Гайворонский. — И, если разобраться, не знает никто. Всякая тварь живёт, прежде всего, для себя. И никому она не нужна. И человек никому не нужен. Не было бы тебя, меня, ещё кого-то и — ничего, планета бы не остановилась. Вот у тебя, я знаю, есть сын. Скажи: можешь ли ты сделать его счастливым? Или, наоборот, он тебя? Молчишь? Потому что это полная чушь! Сказки для глупцов. Счастье даруется судьбой, а не человеком. Вы можете лишь помочь друг другу в чём-то, но не осчастливить. А это большая разница. Ты не знаешь, чего хочет он, а сын не знает твоих тайных помыслов. Каждый человек понимает смысл жизни по-своему, и зависит он от его сокровенных желаний. Вот тебе моя философия, старик.

Баклан изрядно захмелел, его понесло. На зоне у него не было возможности пофилософствовать. Там он мог только думать и молчать. Здесь же старик слушал его с покорностью и не перебивал. Затягиваясь ядрёным самосадом, изредка поддакивал и кивал головой.

— Ты вот что ответь мне, старый мудрец: почему вор никогда не может встать на путь праведный?