В краю непуганых идиотов. Книга об Ильфе и Петрове

Ну, а если бы бюрократизм Полыхаева не был «банальным»? Если бы он исправно посещал свой рабочий кабинет? Ильф и Петров дали ответ на этот вопрос. Они предусмотрели вариант, при котором Полыхаев мог отбиться от «категории работников, которые «только что вышли», и примкнуть к влиятельной группе «затворников», которые обычно проникают в свои кабинеты рано утром, выключают телефон и, отгородившись таким образом от всего мира, сочиняют разнообразнейшие доклады» (Там же. С. 219). Читатель отлично понимает, что и при таком варианте работа Полыхаева и всего возглавляемого им учреждения не принесла бы ни малейшей пользы остальному миру. Реальное производство, куда в конце концов Полыхаев отправляет жаждущего работы немецкого специалиста (немец с изумлением пишет невесте, что в «Геркулесе» это считается наказанием и называется «sagnat w butilku!»), как и темные дела Полыхаева и Скумбриевича, — это только индивидуальные и случайные дополнения к основной деятельности «Геркулеса». Подлинное его дело — борьба за занимаемое помещение и обеспечение жизненных благ для своих ответственных, полуответственных и мелких сотрудников. От конторы «Рога и Копыта», созданной Остапом для легализации собственной деятельности, «Геркулес» отличается только «банальным» бюрократизмом и размерами, такими, которые впоследствии приобретет преображенное «детище Остапа»— «Гособъединение Рога и Копыта».

Тема бюрократии у Ильфа и Петрова — это не тема «бюрократизма», плохой работы отдельных бюрократов в ущерб «интересам дела», а тема «власти бюро», бесконечных и бесполезных учреждений. Уже в фельетоне «Гелиотроп» из «Новой Шехерезады», переизданном потом авторами в сборнике рассказов, фигурирует «представительство тяжелой цветочной промышленности» в Москве, двум сотрудникам которого абсолютно нечего делать. Но так как они оба дорожат этой привольной службой, то симулируют друг перед другом старательность, засиживаясь до ночи и даже до утра. В какой-то момент они не выдерживают, признаются друг другу во всем и договариваются отныне, «не кривя душой, играть на службе в шахматы, обмениваясь последними анекдотами». Но, вернувшись домой, каждый из них решает, что его коллега облечен специальными полномочиями и играет с ним «адскую игру». Они возвращаются на работу и «до сих пор продолжают симулировать за своими желтыми шведскими бюро»^[171].

Вскоре был написан и другой рассказ, «На волосок от смерти», — о двух журналистах, посланных для сочинения художественного очерка в сумасшедший дом.

В заведении, куда они приходят, царит тяжелая атмосфера. «Новый-то — буен!.. Одно слово — псих… — говорит швейцар сиделке. — Все пишет. Каракули свои выводит». «Он из меня все жилы вытянул, — рассказывает один больной другому. — И такая меня охватывает тоска, так хочется подальше из этого сумасшедшего дома…» «Против меня плетутся интриги… И каждое утро я слышу, как в коридоре повторяют мою фамилию…»— говорит другой (Т. 2. С. 424–426). Выйдя на улицу, журналисты обнаруживают, что попали не в сумасшедший дом, а в обыкновенное учреждение — трест «Силостан», но за недостатком времени описывают все увиденное в очерке «В мире душевнобольных», вызывающем одобрительный отзыв профессора-психиатра Титанушкина.^[172]