В краю лесов

— Джайлс, — начал он, когда оба сели на бревна, — оказывается, существует новый закон. Теперь Грейс очень легко может стать свободной. Я узнал об этом законе случайно. А мог бы еще лет десять ничего о нем не слыхать. Грейс, стало быть, совсем просто избавить от него, ты слышишь, совсем просто. Подумай только, Джайлс.

И он рассказал Уинтерборну все, что узнал о новом законе. Джайлс в ответ только пробормотал что-то.

— Теперь, мой мальчик, — прибавил Мелбери, — она будет твоя, если ты, конечно, этого хочешь.

Голос Мелбери дрожал от волнения, глаза увлажнились, когда он выразил словами давнюю свою мечту.

— Это правда… про новый закон? — спросил Уинтерборн, пораженный известием, предаваясь поочередно то черному сомнению, то бурной радости и не уловив поэтому смысла последних слов Мелбери.

Мелбери ответил, что у него нет ни малейшего сомнения, ибо после разговора с Бококом вспомнил, что не так давно в одной газете сам видел сообщение о новом бракоразводном законе, но в то время это отчаянное средство не интересовало его, и он не придал прочитанному внимания.

— Я не буду тратить ни одного дня, — продолжал он. — И завтра же еду в Лондон, чтобы выяснить все подробности. Бокок едет со мной, мы пойдем к самому лучшему адвокату. В чем, в чем, а в знакомых Бокок разбирается. Единственная его беда — неутолимая жажда. А я помню, когда во всей округе не было лучшего стряпчего, чем он.

Уинтерборн на все речи Мелбери отвечал что-то невнятное. Он не мог вдруг осмыслить возможность такой перемены. В Хинтоке его считали человеком основательным; он продолжал сомневаться не из упрямства, а потому что жизнь научила его не поступать опрометчиво.

— Только вот что, — продолжал лесоторговец; волнения прорезали на его лбу две новые морщины в дополнение к тем, что оставило на его лице время. Грейс сейчас нездорова. Ничего страшного, как ты знаешь; с той несчастной ночи она все время сама не своя. Но я не сомневаюсь, что она очень скоро поправится… Как-то она там сейчас?

С этими словами Мелбери поспешно вскочил на ноги, точно его взяло раскаяние, что, увлекшись мечтами о будущем дочери, он про нее-то и забыл.

В садах уже протянулись вечерние тени. Старые друзья двинулись к дому лесоторговца; Джайлс несколько поотстал: Мелбери, окрыленный возможной переменой в судьбе дочери, ног под собой не чуял. Уинтерборн же испытывал смущение от предстоящей встречи с Грейс, — отец ее, несомненно, будет теперь обращаться с ним, как с женихом, хотя, в сущности, ничего пока не изменилось. Мелбери очертя голову бросился туда, где и ангелам боязно ступить.

Очень скоро, однако, их радужное настроение омрачилось. Поднявшись вслед за Мелбери на крыльцо, Уинтерборн услыхал встревоженный голос бабушки Оливер; она сообщила Мелбери, что состояние миссис Фитцпирс с утра ухудшилось. Старый доктор Джонс оказался поблизости, его тотчас позвали, и он велел немедленно уложить Грейс в постель. Болезнь ее, по общему мнению, не представляла опасности; это был приступ нервной лихорадки, последствие недавних событий; и, без сомнения, через несколько дней все должно было пройти без следа.

Уинтерборн поэтому не вошел в дом, и его надежда повидать в тот день Грейс не сбылась.

Даже болезнь Грейс не сильно огорчила Мелбери. Здоровье у дочери, говорил он всем, крепкое, единственная причина недуга — несчастная семейная жизнь. Став свободной, она расцветет, как прежде. Мелбери не ошибся в диагнозе, родители, впрочем, редко ошибаются в подобных случаях.

На следующий день Мелбери отправился в Лондон; доктор Джонс заходил еще раз и уверил его, что он может ехать со спокойным сердцем; тем более что цель его поездки — самое целительное для нее лекарство.

Через день-другой после отъезда Мелбери по Хинтоку поползли слухи, что в лесу кто-то нашел шляпу мистера Фитцпирса. Слухи оказались верными, и вечером шляпу принесли в дом лесоторговца. Шляпа эта, к несчастью, попалась на глаза Грейс. Она пролежала в лесу с того дня, как Фитцпирс упал с лошади, но вид у нее был столь аккуратный, — летняя погода и лиственный покров отлично сохранили ее, — что Грейс не могла в это поверить. Такого пустяка было достаточно, чтобы возбудить больное воображение: она стала со страхом думать, что Фитцпирс, наверное, вернулся, что он вот-вот появится в доме, и нервная лихорадка вспыхнула с такой силой, что доктор Джонс сразу посерьезнел, а весь дом впал в беспокойство.

Было начало июня; кукушки умолкали об эту пору только на два ночных часа. Крик этой птицы, знакомый с детства, теперь был для Грейс настоящей пыткой. В пятницу, через день после отъезда Мелбери и на другой день после того, как нашли злополучную шляпу, кукушка закуковала в два часа утра чуть не под самым окном Грейс.

— Это он, он приехал, — вскричала, не помня себя, бедняжка Грейс и соскочила с постели на пол.

Эти приступы страха продолжались до полудня. Пришел доктор Джонс, осмотрел больную, поговорил с миссис Мелбери, сел и задумался. Было совершенно необходимо снять это состояние страха у Грейс. И доктор Джонс размышлял, как это лучше сделать.