В команде Горбачева: взгляд изнутри

2 декабря зашел к Яковлеву в кабинет поздравить его с днем рождения. Появился и Примаков. Естественно, разговор шел о событиях в стране, особенно в связи с референдумом на Украине. Высказывалось недоумение некоторыми действиями российского президента в отношении Союза, методов проведения рыночной реформы. Непонятно, зачем он отталкивает от себя известных политических деятелей реформаторского, демократического толка, не считается с их мнением и вместе с тем допускает доходящий до неприличия «раздрай» в верхнем эшелоне российского руководства. Руцкой, будучи на Алтае, раскритиковал российское правительство, "мальчиков в розовых штанишках", но его тут же «понесла» демократическая печать. Кому нужна напряженность в отношениях правительства и президента с парламентом? Тут же я впервые услышал формулу "бурбулизации России".

В общем, настроение довольно тяжелое. Признание, что (разгром путча демократическими силами дал не тот результат, на который можно было бы надеяться. По мнению Яковлева, если бы защитники Белого дома в августе знали, чем все это обернется, они бы еще подумали, нужно ли было идти на баррикады.

В одном из разговоров, состоявшихся в эти дни с Горбачевым, я сказал ему:

— Михаил Сергеевич, рушится последняя «союзная» позиция, которую Вы защищаете, как президент. Надо уловить момент, когда придется принимать решение, чтобы уйти самому, сохранив свое лицо.

— Да, это так, но буду отстаивать сохранение Союза до конца, опираясь на те общественные силы, которые выступают против разрушения союзной и российской государственности, отбросив идеологические различия во имя одного — спасения государства.

Горбачев попросил меня еще раз вернуться к аргументации о необходимости и важности Союза, пагубности его возможного распада для перспектив экономического развития. 8 декабря, в воскресенье, он позвонил мне на дачу в Успенское и сказал, что материал ему нужен сегодня для подготовки заседания Госсовета, назначенного на 9 декабря, на котором он предполагал вновь вернуться к проблеме подписания Договора о Союзе Суверенных Государств. За несколько часов такой материал был сделан и направлен в приемную, там его перепечатали и отправили Президенту.

Утром позвонил Президенту в машину (это был наиболее удобный «выход» на Горбачева для оперативных переговоров по каким-то вопросам) и спросил, не нужно ли дополнительно что-то подготовить к заседанию Госсовета. Михаил Сергеевич ответил, что теперь уже нужны не аргументы, а нечто другое.

Смысл его слов я понял, когда развернул газеты и увидел «беловежские» документы, подписанные главами РСФСР, Украины и Беларуси. Они в корне меняли дело, создавали совершенно новую обстановку, по сути дела, узаконивали развал Союза.

Этот шаг, хотя в принципе и не был неожиданным, являлся новым потрясением для страны, да и для всего мирового сообщества. Беловежское соглашение трех руководителей — логическое завершение линии на разрушение Союза, проводимой определенными общественно-политическими силами, того контрпереворота, который, по сути дела, начался в стране в ходе подавления августовского путча, на время приобрел подспудные, скрытые формы, а теперь снова вышел наружу и одержал верх, несмотря на все усилия со стороны Президента остановить его.

Что касается декларации об образовании Содружества Независимых Государств (СНГ), то для одних это должно было служить успокоительным средством (не все уничтожается), для других некоей переходной формой, для третьих — просто прикрытием истинных целей.

Соглашение трех руководителей своим острием направлено против Центра. Собственно, его основной смысл и сводится к ликвидации союзных структур. Ведь в том, что касается экономических отношений между республиками, оно воспроизводит многие положения проектов политического и экономического договоров, но решительно отрицается необходимость Центра. Правда, говорится о создании неких координирующих органов с пребыванием в Минске, но никто всерьез этой оговорки не воспринял, она стала предметом шуток

Вот один штрих. Несколько дней спустя я принимал своего частого собеседника последнего времени — посла Республики Корея г-на Ро Мен Кона. Информируя меня о ходе решения вопроса со зданием для Южнокорейского посольства, в котором я ему чем-то помогал, посол, хитро улыбнувшись, спросил: "Может, теперь надо обзаводиться таким зданием в Минске?"

Особый вопрос о законности принятых решений. Как могли руководители трех республик из пятнадцати, входящих в Союз, не имея на то полномочий высших органов власти своих республик, собраться и решить вопрос о существовании СССР? Можно было бы еще понять, если бы они выступили с предложением другим республикам рассмотреть этот вопрос. Но принималось не предложение, а решение, лишь открытое для присоединения других республик и государств.

Никакого заседания Госсовета, естественно, не состоялось. Горбачев встретился с Ельциным и Назарбаевым, а затем с Муталибовым, Набиевым и еще с кем-то. Что касается Кравчука и Шушкевича, то они вообще в Москву не приехали.