В колхозной деревне

В правлении толпились колхозники. Они почтительно следили за работой Василия. Кольке это нравилось. Он начал с уважением поглядывать на отца. Словом, наступило хорошее время. Колхозники здоровались с Колькой за руку и спрашивали:

— Какие там наши трудодни, молодой счетовод? Смекни!

И Колька важно объявлял. Он помнил наизусть, сколько трудодней выработал каждый колхозник. Он стал знаменит, как бригадиров сын Илюшка Шабров.

И вдруг в середине зимы Колькин отец уехал в город.

В школе под отцовским портретом чья-то озорная рука мелкими буквами написала: «Беглый».

Колька затер надпись пальцем. На другой день надпись появилась снова. Тогда Колька тайно от всех сорвал со стены портрет отца, унес его домой и спрятал в сундучок.

Потом в колхозной стенгазете появилась карикатура: мужчина с густыми усами, сгорбившись, бежал к городу и тянул за собой сидящих на счетах, как в колясочке, Кольку, его мать и сестренку.

Глотая слезы, Колька прибежал к матери и спросил, когда же вернется отец.

— Кто его знает! — не глядя на сына, ответила Марина. — Хворый он у нас, лечиться поехал.

Отец приехал недели через три поздно вечером, и Колька слышал, как ночью в постели он ожесточенно шептался с матерью.

— Да ведь страшно, Вася! Тридцать пять лет здесь живу, как привязанная, — испуганно возражала мать. — И вдруг сразу, все бросить… Да я же заболею, Вася!

— Дура… ой, дура! — возмущался Василий. — Ты пойми, что нам за расчет в колхозе жить? Председатели что ни год меняются… тягла не хватает. На трудодень гроши достаются. Да бедней нашей артели по всей округе не сыщешь…

— Это так, — вздыхала мать. — А все-таки стыдно — бежать куда-то, тишком да тайком. Повремени, Вася, может, все и наладится…

К утру Василий опять уехал в город.

Так по ночам он появлялся несколько раз. Когда Марина с Колькой приезжали в город на базар, Василий зазывал их к себе на квартиру, хвалился работой и торопил с переездом.

Но Марина не спешила. Начиналась весна, колхозницы работали на парниках, нашлось дело и для Марины.

Колька теперь почти не заглядывал в правление: там на месте отца сидел уже новый человек.

Колхозники при встрече звали мальчика по-старому «Счетовод», но Кольку это только обижало.

Холодное ожесточение против отца росло в душе мальчика.

Вот и сейчас он не знал, как ему поступить. Колька вопросительно посмотрел на ребят.

— Думай, Никола, думай, — поторопил отец. — Не желаешь в город, не езди… Вольному воля. Могу с Манькой поехать. Да открой ты избу, покорми меня чем-нибудь!

Колька проводил отца домой, поставил на стол чугунок с картошкой, кринку с молоком и вновь убежал на улицу, к ребятам.

— Вы мне прямо скажите: ехать, не ехать. Сами знаете, какой у меня отец…

Мнения мальчишек разошлись.

Одни говорили: ехать нельзя, лучше подождать до школьной экскурсии в будущем году и вообще с таким отцом, как Василий, Кольке не следует даже разговаривать. Другие утверждали, что отец тут ни при чем, а важно попасть в город, посмотреть комнату смеха, музей с шапкой Ивана Грозного…

— Ну, ради шапки я бы не поехал, — сказал Илюша Шабров.

— А кино забыл? А карусель на базаре? А театр? — горячо вступился за поездку в город Ленька Зайцев, большой любитель кино, и посоветовал Кольке смотреть за вечер не меньше двух картин, запоминать как следует, чтобы по приезде обо всем рассказать ребятам.

Поспорив, ребята наконец сошлись на том, что съездить Кольке в город на три — четыре дня совсем не мешает, и, напичкав его разными советами, разошлись.

Колька вернулся к отцу.

— Ладно! Так и быть… — сказал он. — Денька на три можно поехать! Только вот теленок приболел — не мычит и травы не щиплет.

Василий успокоил: он попросит соседку, и та присмотрит за больным теленком.

Колька обулся в новые сапоги и надел старую милицейскую фуражку с нарисованной над козырьком фиолетовой звездочкой.

Фуражка была гордостью Кольки. В ней он казался себе солиднее, строже, а главное, считал, что в такой фуражке никто не осмелится назвать его счетоводом.

Семилетнюю Машу, беловолосую девочку с большими удивленными глазами, не пришлось даже уговаривать.

Получив от отца подарок — две яркие шелковые ленты — и узнав, что тот зовет ее и Кольку к себе в гости, девочка запрыгала от радости. Ее обеспокоило только одно — поедет ли с ними в гости Надька, толстая тряпичная кукла. Отец разрешил захватить и Надьку.

В семье Кошелевых Маша, пожалуй, больше всех уважала отца. Ей казалось, что тятька чем-то незаслуженно обижен, она втайне жалела его и, когда Василий изредка приходил в деревню, ласкалась к нему, доверяла свои маленькие детские секреты и обиды на Кольку и на мать. А в дни, когда неясная печаль трогала детское сердце, Маша выходила на большак, слушала, прижавшись ухом к телеграфному столбу, как бранчливо гудят провода, и серьезно смотрела кукле в пуговичные глаза: «Добежала бы ты, Надюша, до города. Ножки у тебя молоденькие, резвые».

После обеда Василий с детьми отправился на станцию, к поезду. Перед уходом Колька на клочке бумаги написал матери, что они с Машей уехали к отцу в гости. Василий прочитал, усмехнулся и сделал приписку: