Читаем В колхозной деревне полностью

В просторном и светлом помещении кормокухни две девушки в белых фартуках готовили «обед». Одна мыла в чану картошку, которая затем засыпается в кормозапарник. Другая — деревянной веселкой размешивала в большой кадушке разварившийся картофель с мукой и теплой водой.

Несмотря на то, что на кухне, по-моему, было очень чисто, Андреев остался недоволен.

— Ой-ой, девушки, грязь у вас какая, сегодня! — сердито сморщился он, шаркая носком сапога по наслеженному полу.

Девушки — обе черноглазые и румяные, крепкие и стройные — смутились.

— Два раза мыли. Грязно на дворе…

— Пусть на дворе грязно, — на кухне должно быть чисто, — не смягчался он.

— Сколько трудодней заработали? — спросил Владыкин одну из девушек.

— Триста пока.

— Ну, что ж, при ваших трудоднях — невеста богатая! Откуда вы, Евтихий Андреевич, таких красавиц берете?

— А у нас дурных нету! — улыбнулся Андреев. — Я уж горюю — из всех колхозов за невестами к нам идут. И парням обида и колхозу разорение. Хоть запрещай!..

Вступив на территорию обширного откормочного цеха, «ровесники», казалось, забыли все свои разногласия. Оба любовались животными, чистотой, в какой они содержатся, прочностью и удобством постройки.

Осмотр начали со «столовой». Сюда свиней приводят три раза в день группами для кормления. Когда мы вошли, сорок упитанных, ровных, как наподбор, поросят смачно поглощали сытное густое варево.

Мы пошли по групповым клеткам.

— С таким председателем можно работать! — сказала мне находившаяся вместе с нами Анна Григорьевна. — Меня из института прямо назначили главным агрономом района. На земле я фактически эти три года не работала. Только теперь, после Пленума, когда я вошла в штат МТС и меня направили в этот колхоз, я, по существу, и начинаю быть агрономом. Для меня работа с Андреевым — огромная школа! Трудная, правда, немножко… — смутилась она. — Он, знаете, какой? Сам отдает колхозу всего себя, но и от других требует. Он, собственно, не заставляет, но ведь сам в шесть утра на ногах. Другой раз и не хочется вставать в такую рань, а невозможно: совесть не позволяет. Зато каждый день получаешь от него знания. Особенно по зоотехнии.

— Он зоотехник по образованию?

— У него формально нет специального образования, только общее среднее. Но знает специальную литературу, читает журналы, изучает Мичурина, Лысенко, читал Павлова, Тимирязева. И от меня требует, чтобы все читала. Да и нельзя не читать — стыдно же перед ним: числишься специалистом, а очень часто в каком-нибудь вопросе председатель чувствует себя во всеоружии, а ты путаешься.

— Что же, значит, институт не дал вам достаточной подготовки?

— Видите ли, когда сидели в райсельхозуправлении, мы этого не чувствовали. А сейчас, когда оказались в колхозах, видим, то есть я, конечно, о себе говорю, — глубоких практических знаний недостаточно. Я, агроном, — не знаю зоотехнии, зоотехник — не знает агрономии.

Вслед за неутомимыми «ровесниками» я долго ходила по фермам, радуясь, что счастливый случай свел в моем присутствии практика и ученого.

На молочно-товарной ферме особенно хороши были телята. Двухмесячные бычки и телочки уже расхаживали по воле. Недавно появившиеся на свет — мирно дремали на мягкой подстилке.

— Телятки хороши, — похвалил Владыкин. — Красногорбатовская порода уже явно сказывается.

— С недоразвитыми коровами, какие нам в наследство достались, удои не разгонишь, — говорил Андреев. — Конечно, уж не 570, как до укрупнения, а 1 800 литров теперь надаиваем в год от коровы. Добьемся и большего. Но пяти тысяч с ними не получишь. Надо из молодняка вырастить таких коров, которым можно было бы скармливать больше сочных и грубых кормов.

— А сейчас вы уверены, что нет смысла еще увеличить рацион? — справился Владыкин.

— Решили мы с Анной Григорьевной проверить. Она согласилась на пять дней взять на себя весь уход за пятью коровами. Пробыть с ними безотлучно пять суток; минута в минуту соблюдать режим; кормить, поить, доить точно во-время. Посмотрим, что получится.

— А умеет она коров доить?

Андреев засмеялся своим хитроватым смехом:

— Должна уметь! У нее же специальное высшее образование.

— Ну, в вузе вряд ли учат коров доить, — возразила я.

Андреев снова засмеялся.

— Руководитель обязан знать всякую работу. Тогда только он и имеет право руководить, — сказал он, выходя вместе с нами с фермы и окидывая хозяйским взглядом раскинувшиеся впереди зимние поля. Глядя не на нас, а в синеющую даль полей и обращаясь тоже не к нам, а как бы додумывая вслух собственную мысль, Андреев продолжал:

— Возьмите последние постановления партии и правительства — разве можно было бы их составить, не зная вдоль и поперек всего нашего дела, не болея душой за крестьянина?

— Расскажите-ка нам, Евтихий Андреевич, — попросил Владыкин, — как конкретно на вашем хозяйстве отразились эти решения?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Хрущёвская слякоть. Советская держава в 1953–1964 годах
Хрущёвская слякоть. Советская держава в 1953–1964 годах

Когда мы слышим о каком-то государстве, память сразу рисует образ действующего либо бывшего главы. Так устроено человеческое общество: руководитель страны — гарант благосостояния нации, первейшая опора и последняя надежда. Вот почему о правителях России и верховных деятелях СССР известно так много.Никита Сергеевич Хрущёв — редкая тёмная лошадка в этом ряду. Кто он — недалёкий простак, жадный до власти выскочка или бездарный руководитель? Как получил и удерживал власть при столь чудовищных ошибках в руководстве страной? Что оставил потомкам, кроме общеизвестных многоэтажных домов и эпопеи с кукурузой?В книге приводятся малоизвестные факты об экономических экспериментах, зигзагах внешней политики, насаждаемых доктринах и ситуациях времён Хрущёва. Спорные постановления, освоение целины, передача Крыма Украине, реабилитация пособников фашизма, пресмыкательство перед Западом… Обострение старых и возникновение новых проблем напоминали буйный рост кукурузы. Что это — амбиции, нелепость или вредительство?Автор знакомит читателя с неожиданными архивными сведениями и другими исследовательскими находками. Издание отличают скрупулёзное изучение материала, вдумчивый подход и серьёзный анализ исторического контекста.Книга посвящена переломному десятилетию советской эпохи и освещает тогдашние проблемы, подковёрную борьбу во власти, принимаемые решения, а главное, историю смены идеологии партии: отказ от сталинского курса и ленинских принципов, дискредитации Сталина и его идей, травли сторонников и последователей. Рекомендуется к ознакомлению всем, кто родился в СССР, и их детям.

Евгений Юрьевич Спицын

Документальная литература
1937. Трагедия Красной Армии
1937. Трагедия Красной Армии

После «разоблачения культа личности» одной из главных причин катастрофы 1941 года принято считать массовые репрессии против командного состава РККА, «обескровившие Красную Армию накануне войны». Однако в последние годы этот тезис все чаще подвергается сомнению – по мнению историков-сталинистов, «очищение» от врагов народа и заговорщиков пошло стране только на пользу: без этой жестокой, но необходимой меры у Красной Армии якобы не было шансов одолеть прежде непобедимый Вермахт.Есть ли в этих суждениях хотя бы доля истины? Что именно произошло с РККА в 1937–1938 гг.? Что спровоцировало вакханалию арестов и расстрелов? Подтверждается ли гипотеза о «военном заговоре»? Каковы были подлинные масштабы репрессий? И главное – насколько велик ущерб, нанесенный ими боеспособности Красной Армии накануне войны?В данной книге есть ответы на все эти вопросы. Этот фундаментальный труд ввел в научный оборот огромный массив рассекреченных документов из военных и чекистских архивов и впервые дал всесторонний исчерпывающий анализ сталинской «чистки» РККА. Это – первая в мире энциклопедия, посвященная трагедии Красной Армии в 1937–1938 гг. Особой заслугой автора стала публикация «Мартиролога», содержащего сведения о более чем 2000 репрессированных командирах – от маршала до лейтенанта.

Олег Федотович Сувениров , Олег Ф. Сувениров

Документальная литература / Военная история / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции

В представленной книге крушение Российской империи и ее последнего царя впервые показано не с точки зрения политиков, писателей, революционеров, дипломатов, генералов и других образованных людей, которых в стране было меньшинство, а через призму народного, обывательского восприятия. На основе многочисленных архивных документов, журналистских материалов, хроник судебных процессов, воспоминаний, писем, газетной хроники и других источников в работе приведен анализ революции как явления, выросшего из самого мировосприятия российского общества и выражавшего его истинные побудительные мотивы.Кроме того, авторы книги дают свой ответ на несколько важнейших вопросов. В частности, когда поезд российской истории перешел на революционные рельсы? Правда ли, что в период между войнами Россия богатела и процветала? Почему единение царя с народом в августе 1914 года так быстро сменилось лютой ненавистью народа к монархии? Какую роль в революции сыграла водка? Могла ли страна в 1917 году продолжать войну? Какова была истинная роль большевиков и почему к власти в итоге пришли не депутаты, фактически свергнувшие царя, не военные, не олигархи, а именно революционеры (что в действительности случается очень редко)? Существовала ли реальная альтернатива революции в сознании общества? И когда, собственно, в России началась Гражданская война?

Дмитрий Владимирович Зубов , Дмитрий Михайлович Дегтев , Дмитрий Михайлович Дёгтев

Документальная литература / История / Образование и наука