В клетке

– Но лично-то вы их знаете? – продолжала девушка, ибо ей оставалось только спрашивать. – Ну, например, вы можете прийти к ним так, как ко мне?

– Они же не такие милые! – резво ответила миссис Джорден. – Но я буду видеться с ними все чаще и чаще.

Это была старая песня.

– Но когда же это будет?

– Ну не сегодня, так завтра. Правда, – осмотрительно добавила миссис Джорден, – их почти никогда не бывает дома.

– Тогда для чего же им столько цветов?

– Ну, от этого дело не меняется. – Миссис Джорден не прибегала к доказательствам; ей достаточно было собственной убежденности в том, что дело никак не изменится. – Они ужасно интересуются моими соображениями, и поэтому мы непременно должны будем встретиться.

Собеседница ее оказалась достаточно стойкой.

– А что вы называете вашими соображениями? Миссис Джорден не растерялась.

– Если бы вы как-нибудь увидели меня с тысячью тюльпанов, вы бы скоро все поняли.

– С тысячью? – услыхав эту цифру, девушка оторопела; на какое-то мгновение она почувствовала, что почва уходит у нее из-под ног. – Да, но выходит, они все-таки никогда с вами не встречаются, – пессимистично заключила она.

– Никогда? Как же, часто, и, право же, им без этого не обойтись. У нас подолгу тянутся разговоры.

Какое-то чувство все же удержало нашу молодую девушку от более подробных расспросов касательно этих воображаемых встреч; можно ли было выказывать столько любопытства? Но, занятая своими мыслями, она оглядела ее опять, и вдова священника предстала вдруг перед ней в новом свете. С зубами своими миссис Джорден, разумеется, ничего не могла поделать, однако модные рукава ее платья были явным свидетельством того, что она преуспела в свете. Тысяча тюльпанов, по шиллингу каждый, естественно, могли продвинуть человека дальше, чем тысяча слов по пенсу: нареченная мистера Маджа, которую все время снедала жгучая жажда жизни, в порыве вспыхнувшей вдруг зависти стала размышлять, не лучше ли было бы и ей, сравнительно с ее теперешним положением, выбрать и для себя что-либо в этом роде. Там, у нее в конторе, сидевшему справа мистеру Бактону ничего не стоило задеть локтем ей правый бок, а шумное сопение клерка – у него постоянно был насморк – гудело у нее в левом ухе. Не так-то легко ведь было находиться на службе – она слишком хорошо знала, что есть заведения еще более захудалые, чем контора Кокера, но у нее никогда не возникало повода думать, сколь порабощенной и ничтожной она должна выглядеть в глазах тех, кто пользуется относительною свободой. Она была до того зажата обоими молодыми людьми и работала в такой тесноте, что надо было быть несравненно более поворотливой, для того чтобы поддерживать с кем-то знакомство – будь то даже с тою же миссис Джорден, – а та ведь подчас могла забежать в контору, послать миссис Бабб любезную телеграмму, – знакомство, которое хоть сколько-нибудь могло бы приблизить ее к большей интимности с людьми высшего света. Ей запомнился день, когда миссис Джорден и в самом деле пришла к ним отправить телеграмму в пятьдесят три слова на имя лорда Рая и разменять пятифунтовую ассигнацию. При таких вот драматических обстоятельствах и произошла их встреча – для обеих было большим событием вновь обрести друг друга. Вначале девушка могла увидеть вошедшую только выше талии и мало что поняла в адресованной его светлости телеграмме. Каким-то странным водоворотом вдову священника бросило в такие слои общества, где уже нельзя было жить на гроши. Встреча эта, однако, рассеяла все возникшие было у нее сомнения, в особенности же тот тон, каким, когда, окончив свои подсчеты, она подняла голову, миссис Джорден процедила сквозь зубы и сквозь прутья клетки:

– Знаете, я ведь занимаюсь цветами.

У нашей девушки палец бывал всегда согнут – так ей удобнее было считать; и она тут же подумала о маленьком тайном преимуществе своем, а может быть, даже и ощутила некое торжество, которое, казалось, вознаграждало ее за несуразное содержание только что принятой телеграммы с перечислением каких-то цифр, красок, дней и часов. Переписка лиц, совершенно ей незнакомых, – это было одно, телеграммы же тех, кого она знала, она считала чуть ли не своим достоянием даже тогда, когда не могла в них как следует разобраться. Звучание слов, которыми миссис Джорден определила свое положение, назвав избранную ею профессию, походило на звон колокольчиков; однако в представлении нашей девушки цветы появлялись в домах лишь тогда, когда кого-нибудь хоронили, и единственное, что она готова была допустить, так это что у лордов в подобных случаях их, может быть, бывает особенно много. Когда минуту спустя за прутьями клетки юбка ее приятельницы заколыхалась и когда клерк, измерив уходившую мужским взглядом, недвусмысленно заметил по ее поводу: «А ведь хороша!» – она сумела очень язвительно охладить его пыл, сказав:

– Это вдова епископа.