В Киеве всё спокойно

Очерет не любил лгать, если и делал это, то только в случае крайней необходимости. Безошибочно чувствуя ложь, он полагал, что и другие не обделены таким же умением. Он всегда помнил, что агентурная работа дело ответственное и деликатное. Без взаимного доверия оперативника и агента их сотрудничество пустая трата времени. Свои же обещания он всегда выполнял, хотя нередко осложнял этим себе жизнь, но ни разу об этом не пожалел. Гордость для него была важнее. Он неукоснительно сдерживал свои обещания не только перед информаторами, но и перед врагами. Он жить бы не смог без самоуважения.

– Я знаю, иначе никогда бы за это не взялся. Там такие отморозки, полный отстой, если узнают, что я их вложил, найдут и на нож поставят, – заглядывая в глаза Очерета, жалко улыбался Сонькин. В его дрогнувшем голосе звучала тоска обреченного. Из него будто выпустили воздух, его плечи поникли, и руками он больше не размахивал, они безжизненно повисли плетьми.

– Никто ничего не узнает. Спи спокойно, – убежденно произнес Очерет, глядя ему в глаза, поймав, наконец, его ускользающий взгляд. – До встречи, – и кивнув на прощанье, пошел в сторону метро.

– Все меня считают конченым! – пронзительно вскрикнул ему вдогонку Сонькин.

Этот крик напомнил Очерету крик чайки. Там, у синего Черного моря, в брызгах разбитой о берег волны. То ли крик, то ли плач, не поймешь.

В тумане серебрятся огоньки,
В море мы уходим утром рано.
Поговорим о берегах твоих,
Милая моя Одесса-мама.

– И ты так думаешь, Борис? А я ведь человеку жизнь спас… Что, скажешь, нет?!

Очерет не ответил и не обернулся. Он шел, и на ходу размышлял о «деятельности» сексота, она, как смола, прилипнет – не отдерешь. Ему вспомнился § 29 «Инструкции по организации и ведению внутреннего (агентурного) наблюдения», утвержденной Министром внутренних дел Российской империи в 1907 году. Двадцать девятый параграф гласил: «Расставаясь с секретным сотрудником, не следует обострять личных с ним отношений. Но, вместе с тем, не надлежит ставить его в такое положение, чтобы он мог в дальнейшем эксплуатировать лицо, ведающее розыском, неприемлемыми требованиями».

Раздумывая об этом, Очерет в очередной раз согласился с Конфуцием, который в свое время сказал, что строить правильно отношения труднее всего с женщинами и низкими людьми. Если приближаешь их к себе, они становятся развязными, если удаляешь, – начинают ненавидеть. Очерет был убежден, что для эффективной работы разведчику необходим ряд качеств, без которых невозможно работать с людьми. В его характере должна быть живая непосредственность; высоко развитая эмпатия – способность к сочувствию, сопереживанию; чувство юмора и даже озорство, они помогают быстро налаживать контакт и выдерживать профессиональные стрессы.

У большинства разведчиков в процессе их деятельности эти качества теряются, ‒ выгорают. Так, путем деформации, личность защищает себя от неминуемого разрушения. И тогда человек превращается в бездушно жестокую машину, анализирующую события холодно и методично. Функционировать он будет, но работа с людьми ему противопоказана. Ему не завоевать у собеседника доверия или хотя бы уважения, потому как у него нет больше ни энтузиазма, ни отзывчивости, ни восторга, которые позволили бы ему расположить к себе человека и увидеть то, чего не могут заметить другие.

Он все это знал. Он имел все, и все потерял. И ничего тут поделать нельзя. Он стал тверд до бессердечия и, принимая решения, уже никогда больше не терзался сомнениями. Одно только нарушало его отстраненный покой: необходимость ежедневного общения с людьми, с каждым днем это становилась для него все невыносимой.

* * *

Очерет быстро нашел нужный дом на улице Межигорской.

Неподалеку от подъезда он припарковал новую, взятую «напрокат» машину. На этот раз шахматная задача могла оказаться более сложной, чем предыдущая, поэтому он угнал надежную иномарку, серую «Ауди». Очерет сидел в машине, продумывая свои действия в деталях. Через некоторое время он вышел из машины и поднялся на второй этаж. Проходя мимо квартиры, в которой должен был находиться Шеин, он прислушался и, не останавливаясь, внимательно осмотрел дверной замок.

– Ну?! Шо ты рыло строишь?! – донесся из-за двери гнусавый мужской голос. – Вафлю хочешь?! Чы тебе в пятак зарядить?! Шо ты такое на голову себе нацепила? Ты ж, как лошадь цирковая, вся в плюмаже!

– А ты?.. Пидар гнойный!

‒ Шо?! Порву падлу позорную!

‒ Ты ж два дозняка себе замастырил! Я ж тебя, псина, предупреждала, на двоих! – истерический женский крик пресекся хлестким ударом и бурными рыданиями.

Пинтусевич, не ошибся, решил Очерет. Как всегда. Но важен конечный, а не промежуточный результат. Половина – не целое, половинчатость, дорога в никуда. Интересно, почему он так упорно отказывается со мной познакомиться? Ответ на этот вопрос Очерет знал.