В Киеве всё спокойно

Ей, как всегда, повезло, это время совпало с развалом Союза. Все жизненные ценности были смещены в сторону наживы, и не осталось ничего святого, ничего запретного, все стало доступным. За небольшую пачку зеленых денег Альбина купила в прокуратуре заведенное на нее дело. Следователь по особо важным делам, который под вечер вынес ей два увесистых тома, сказал, что материала с избытком достаточно на высшую меру.

До глубокой ночи на пустынном берегу Лонжерона она читала доносы и протоколы показаний на нее своих партнеров и жгла их, не испытывая при этом никаких враждебных чувств. Ничего другого она от них не ожидала и, наверно, она бы слегка удивилась, если бы кто-то из них поступил иначе. На рукописных и печатных страницах тех томов подробно описывались основные этапы ее «трудовой» деятельности, их больше не прочтет никто, кроме огня. Перед ее глазами проходила ее жизнь, и она сожгла ее, как и мосты за собой.

Небольшой костерок, напоследок вспыхнув, догорал сотнями багряных песчинок, а холодные звезды над головой разгорались все ярче. Над Черным морем красивые звезды. Когда-то она любила их считать. Однажды досчитала до трех тысяч сорока двух и сбилась. С тех пор она их больше не считала. Ей нравилась Одесса, море и одесситы, они отличались своим не советским духом. Но следователь не солгал, оставаться здесь было нельзя.

Она продала свою двухкомнатную квартиру в Одессе и перебралась в Киев, где на проспекте Правды в живописном зеленом районе «Виноградарь» купила себе четырехкомнатную квартиру. Она планировала, впервые за многие годы, немного отдохнуть, параллельно с этим поправить свое пошатнувшееся материальное положение, а затем, не торопясь, заняться оформлением документов для эмиграции.

Альбина и раньше время от времени приезжала по делам в Киев. Со всем своим многолюдством, шумом и суетой он производил на нее удручающее впечатление проходного двора. После провозглашения самостийности вся экономическая и культурная жизнь теперь была сосредоточена в Киеве. Кроме того, здесь находились посольства всех иностранных государств, это и определило ее выбор.

Но, не прожив в Киеве и месяца, она неожиданно для себя открыла, что этот город неуловимо соответствует ее внутреннему состоянию, она увидела его другими глазами, и изведала колоссальную притягательность этого Вечного Города. Нигде и никогда ранее она не ощущала подобную, необъяснимо чу́дную ауру определенно ограниченного пространства, где она испытывала чувство полнейшего всеобъемлющего комфорта и душевного уюта.

И, тем не менее, Киев оставался для нее лишь последним этапом, трамплином перед Big jump[12]. Прыгнет ли она выше головы? Время покажет. Она не собиралась останавливаться, ей нужно было больше того, что есть. Проблема с выездом теперь решалась легко, но уезжать она не торопилась, что-то малопонятное, казалось бы, едва ощутимо, но прочно, удерживало ее. Что же она хотела? Ничего, и в то же время, всё… Но, это так, навскидку.

Себе же она объясняла свое нежелание уезжать тем, что денег, заработанных во время круизов на спекуляции всем, что плыло в руки, надолго не хватит. Здесь же, в мутной воде всеобщей неразберихи, есть шанс сорвать большой куш, а затем эмигрировать во Францию, где она хотела жить. Порой человек страстно желает того, что на самом деле не является его желанием. И, как это можно понять? А вы думаете, я знаю, как.

Все вокруг на глазах менялось. В Киеве у Альбины не было знакомых, а главное, связей. Ее новые киевские партнеры крупно ее подвели, и деньги, добытые с таким трудом, пропали. Увы, мир беспощаден. Ее обманули, как нынче говорят: «кинули», настолько пошло и примитивно, что первой ее реакцией было убить. Потом, несколько часов она неистово хохотала. В Одессе за подобное просто вырвали бы гланды через известный проход, здесь же, это было в порядке вещей.

В итоге, она сама себе вынесла свой вердикт: «Виновата сама». И те, кто это сделал, были на время забыты, но не прощены. Потом пришло время расплаты, ‒ хорошее время. Через два года один из них, пострадал от такого же примитивного обмана и, бросив семью на растерзание кредиторам, в одних домашних тапочках скрылся в неизвестном направлении. Второй, попросту умер с перепою, случайно захлебнувшись собственными рвотными массами. Альбина не умела прощать. Но, если бы она этого не сделала, разве она была бы сама собой? Едва ли.