В ходе ожесточенных боев

Длинный лежал в луже крови. Он походил на сырой кровавый полуфабрикат. Кот, Хмель и братва настороженно смотрели на босса. Баум осмелился подать голос:

— Алексей Владимирович, мы нашли логово Шульца. Он в ста километров отсюда, за деревней. Там у него домик.

— Как вышли на него?

— Родственнику паяльник в задницу засунули — он и раскололся.

— Ништяк. Хмель, Баум, уберите эту падаль.

— Хорошо, босс.

* * *

Приятный банный запах витал в воздухе.

Два джипа «Лэнд Круизер»  и «Мицубиси Паджеро», пробравшись через лесные чащобы и тропы, резко затормозили около здоровенного бревенчатого дома, больше похожего на сказочный терем или купеческие хоромы. Из автомобилей выскочили с десяток вооруженных людей. Среди них находился Художник.

— Окружайте дом! Шульц не должен уйти! Если что стреляйте на поражение! — распорядился он.

Бригада рассредоточилась по периметру участка Шульца, огороженного двухметровым деревянным забором. За оградой залаяла псина. Сам Художник двинулся через ворота с АКМ в руках. За ним — Кот с «Узи»  и Баум с «Ремингтоном».

— Шульц, выходи дело есть! — крикнул Рудаков.

Художник предусмотрительно нажал на спуск автомата. Смертоносная «швейная машинка»  с названием «Kalashnikov»  прошила ворота свинцовой строчкой. И следом — еще одной. Ворота выбили на раз.

Влетели во двор. Кот полосонул очередью по окнам. Стекла, звеня, осыпались. Баум кинул в окно гранату — грохнул взрыв!

Пес предусмотрительно забился в будку, дрожа от испуга.

Удар ногой в дверь. Тройка отважных залетела в дом. Никого. Но стол был накрыт. Был, потому что пули и осколки от гранаты разметали блюда по столу и полу, разбив бутылки с самогоном и стаканы. Остро пахло первачом.

— Стол сервирован, а где же хозяева? — задал в пустоту вопрос Художник.

Кот увидел на стуле брюки, рубашку Шульца, платье и колготы его сожительницы.

— Они в бане, Художник.

Они вылетели во двор. На участке копошился муравейник из братвы.

— Баню окружите! Он — там! — крикнул Алексей.

Бойцы ринулись в баню. Вскоре оттуда выволокли голого Шульца и его сожительницу. Женщина верещала и плакала, Шульц обреченно молчал. Он знал, живым его никоновцы не выпустят. И до карабина «Сайга», что лежит под поленицей дров, далеко. Но надо что-то говорить, «отмазываться», «лепить горбатого». Надо каким-то способом выжить.

— Художник, ты же знаешь, я исполнял приказы Бормана, хотя не всегда был с ним согласен. Я — солдат, я человек подневольный. А вспомни, Художник, как тогда на кладбище, я же не стал вас мочить с Северянином, хотя Борман наказал мне вас найти и укокошить. Я же все сделал по понятиям.

Он затравленно смотрел по сторонам. Он искал спасения.

— Не за то базар, Шульц. Хотя я не уверен в том, что ты не принимал участие в бойне в Саяногорске. Думаю, ты помогал и черным в Москве. Многих ты наших пацанов в расход пустил. И за, это тебе, гнида, нет прощения.

— Да не трогал я твоих, Художник, век воли не видать!

— В этом разберемся, Шульц. Много на тебе крови, разных грехов. Но один твой грех мне покоя не дает. Я до боли зубы сжимаю, чтобы не закричать диким голосом. И не сойти с ума от ненависти к тебе… Помнишь, ту девчонку, которую ты изнасиловал и раскромсал топором у себя на хате. Ладно, не понтуйся. Длинный и Кабан, которые уже на сто первом километре, раскололись и все выложили мне. Так вот, тварь, это была моя родная сестра…

Шульц побледнел как полотно. Ничтожно тонкая, просто микроскопическая ниточка надежды резко оборвалась. Оборвалось и ухнуло его сердце вниз. Он понял, это его конец. Шансов уже нет. Художник ни за что не простит ему смерть своей сестры.

Алексей увидел в чурке воткнутый топор. Рывком вытащил его. Отточенная сталь блеснула на солнце. Внимательно посмотрел на нее, провел ногтем по краю топора, проверяя его остроту.

— Так этим топором, наверное, ты зарубил мою сестру.

Шульц подавленно молчал.

— Но у тебя есть шанс, гад, оттянуть свою смерть. Отпустите его.

Бормановского зама отпустили. Братва расступилась, держа на прицеле Шульца.

— Ну, давай! Сразимся! — крикнул азартно Художник.

Шульц с ревом кинулся на Алексея. Художник встретил его ногой в грудь, и противник шлепнулся на прошлогодние грядки. Но тут же вскочил и кинулся в ноги Алексею. Обняв ноги прочным захватом, Шульц оторвал их от земли и произвел бросок соперника. Художник упал и не успел подняться, как пропустил боковой удар в голову. Искры посыпались из глаз. Топор отлетел в сторону.

Шульц стремглав кинулся за ним.

Но Рудаков, скоро приняв горизонтальное положение, в прыжке сбил соперника. Тот покатился по земле, словно колобок. Зазвенело сшибленное могучим телом ведро. Художник легко завладел холодным оружием.

Они снова сошлись. На губах — пена, в глазах — лютая ненависть.

Художник попал носком туфли ему прямо в голень и с размаху опустил топор на голову насильника. Шульц успел закрыться рукой.

Кровь брызнула во все стороны!