В Калинове

Урядникъ ходилъ взадъ и впередъ, то и дло заглядывая въ бумажку. Увидалъ глазвшую на него двочку, въ платочк хохликомъ, погладилъ по голов и торопливо сказалъ:

— Ступай къ мамк, задавятъ.

Подходили съ села. Подковылялъ на костыл солдатъ Громовъ. Урядникъ оглянулъ гулкую луговину. Натянулъ и правую перчатку и прочиталъ по бумажк:

— Стёжкины, Родивонъ Степановъ и Матрена Васильевна! Подойди сюда!

Нетвердо выступилъ изъ толпы приземистый, плотный мужикъ, съ черной бородой и въ черной поддевк, высматривая исподлобья.

— Я Стёжкинъ, — сказалъ онъ хмуро, и тутъ увидалъ урядникъ, что одинъ глазъ у него защуренъ, а другой смотритъ строго и неподвижно.

— Сынъ у тебя убитъ?

— Убитъ.

Рядомъ съ мужикомъ стала темнолицая, въ черномъ платк, баба. Сложила у груди руки, кулакъ къ кулаку, и поклонилась уряднику.

— Дло касающее вашего сына… — сказалъ урядникъ, оглянулъ луговинку и привычно крикнулъ: — Ложкинъ держи порядокъ! Ложкинъ!!

Стражникъ лниво поднялся изъ лопуховъ и сталъ въ сторонк.

— Осади въ интервалъ на три шага!

Стражникъ хмуро пошелъ порядку, выровнилъ напиравшихъ и отошелъ къ лошадямъ. Сталъ оправлять сдла.

— Староста и десятскiй… и вс должностныя лица сельскаго управленiя… подойди сюда!

И совсмъ прежнiй, молодецкiй, былъ его голосъ, когда онъ привычно командовалъ:

— Ложкинъ!

Стражникъ вышелъ изъ-за бузины, куда отвелъ лошадей, и остановился за старостой. Отставилъ ногу, и стало его совсмъ невидно.

— Надть присвоенные знаки!

Власти надли знаки.

— Обнажить головы и слушать, что будетъ сейчасъ… сказано!

И снялъ фуражку. Это пришло ему вдругъ — сказать, что надо обнажить головы. Когда прикидывалъ планъ, какъ все надо устроить, чтобы вышло торжественнй, и когда, по дорог въ Калиново, собиралъ слова, какiя надо непремнно сказать, не было и мысли о шапкахъ. А теперь, снявъ фуражку, почувствовалъ, что забылъ т слова, какiя составилъ.

Тревожно глядли на него сумрачные мужикъ и баба, а онъ, не глядя и приказывая, все время видлъ передъ собой эти черные глаза, изъ которыхъ одинъ не глядлъ. Съ выправкой былого солдата онъ двигалъ рукой по воздуху, напрягалъ голосъ но не было радостной легкости, съ какой недавно шагалъ по лужайк. И подрагивала рука, раскатавшая портфель-трубку.

— Стёжкины… домохозяева и прочiй народъ! Слушайте… меня, что я скажу…

Это было совсмъ не то, совсмъ не торжественно. Было гораздо лучше, чт`o ему приходило въ голову на дорог, гораздо явственнй.

Онъ передохнулъ, поправилъ жавшiй ему воротъ и оглядлъ толпу. Закусивъ зеленое яблоко, глядла на него на рукахъ испуганной молодой бабы давешняя двочка, въ платочк хохликомъ. Смотрлъ, хитро прищурясь, желтолицый и залысвшiй Громовъ на костыляхъ. Грудью подавшись на высокую кривую оршину, высматривалъ, прислушивась, сухенькiй старичокъ Кошелкинъ, у котораго — зналъ урядникъ — воюютъ семь человкъ: сыновья и внуки.

Урядникъ посмотрлъ къ колокольн, надъ которой уже не было голубей, и перевелъ глаза на бумажку. Но и тамъ не было ничего, о чемъ думалъ дорогой.

— Объявляю… сугробинской волости селу Калинову… — сказалъ онъ, показывая рукой въ блой перчатк, съ прорваннымъ указательнымъ пальцемъ, въ бумажку. — Крестьянинъ сугробинской волости, села Калинова… Иванъ Родионовъ Стёжкинъ… убитъ на пол сраженiя… въ сiю кровопролитную войну за вру — царя — отечество и былъ награжденъ за храбрость георгiевскимъ крестомъ! И приказано препроводить этотъ крестъ на родину, чтобы вс знали… передать отцу-матери… какъ приказано въ препроводительной бумаг. И вотъ передаю передъ Божьимъ храмомъ!..

Урядникъ сунулъ руку за бортъ кителя, который никакъ не хотлъ отстегнуться, и досталъ конвертикъ. Неслушающимися пальцами въ перчаткахъ отвернулъ уголокъ и вынулъ серебряный крестъ на ленточк.

— Возьми… прими, Стёжкинъ. Должонъ сказать… — и тутъ показалось уряднику, что сейчасъ-то вотъ онъ и скажетъ придуманное, и сказать надо, — что твой сынъ показъ примръ… въ сiю кровопролитную войну, что…

Урядникъ взглянулъ на бабу и остановился. Она закричала въ голосъ и стала дергать съ себя платокъ. И онъ закончилъ:

— Вотъ прими… крестъ.

Протянулъ крестъ кузнецу и увидалъ, что защуренный глазъ сочится. Закаталъ портфель, надлъ фуражку, пошелъ было къ лошади — и вспомнилъ:

— Да… роспишись въ полученiи.

Кузнецъ держалъ крестъ за ленточку, словно недоумвалъ, что теперь надо длать.

— Роспишись, — повторялъ урядникъ, доставая бумажку.

— Не умю… неграмотный.

— Ну, приложь руку…

Почеркалъ на бумажк и прочиталъ: „Означенный крестъ за убитаго сына Ивана принялъ крестьянинъ сугробинской волости села Калинова“.

— Прикладай руку… становь крестъ, староста удостовритъ.

Большая, пгая отъ ожоговъ, рука кузнеца ерзала по бумаг, перышко моталось и крутилось въ несгибающихся пальцахъ. Кузнецъ тяжело дышалъ, силясь удержать руку, а тутъ на бумагу упала со лба тяжелая капля, растеклись въ ней четкiя буквы и поползло фiолетовое пятно. Тогда урядникъ взялъ руку и направилъ.

— Ну, веди… — провелъ онъ его рукой сверху внизъ.

Черная рука колотила по бумаг и роняла чернила.

— Всю бумагу мн… э… Староста, роспишись за безграмотствомъ.