Я хочу подойти ближе к лодке, но не знаю, насколько толстым может быть лёд над океаном, поэтому не могу рисковать и зайти слишком далеко. Я знаю, что уже страдаю от гипотермии, и, если даже немного промокну, это, скорее всего, меня убьёт.
Я могу разглядеть наверху субмарины движение, но оно кажется размытым. Я слышу голоса, но не могу ничего разобрать. Я продолжаю ходить туда-сюда, когда слышу, как запускается двигатель, и ко мне направляется небольшое судно. Я понимаю, что они добрались до берега, только когда чувствую чью-то ладонь на своей руке.
— Ни хрена себе, лейтенант! — я едва осознаю слова Малыша Эдди, хотя сразу узнаю его лицо и голос. Он единственный человек из моей прошлой жизни в морской пехоте, которому я доверяю. Как эксперт в области электронных средств связи, он был освобождён от сбора разведданных и отсутствовал на территории лагеря, когда остальные мои люди были убиты, а я был захвачен в плен.
Я вижу, что его ладонь сжимает мою здоровую руку, поддерживая меня, но не чувствую прикосновения его пальцев. Он тихо говорит, пока ведёт меня к маленькому катеру, сажает в него и запускает двигатель.
Когда мы приближаемся к подлодке, моё зрение снова мутнеет. Малыш Эдди помогает мне выйти из лодки и забраться в люк. Я слышу голоса, говорящие по-русски, но не узнаю ни одного лица из экипажа.
— Им можно доверять? — спрашиваю я, клацая зубами.
— Конечно, — уверяет меня малыш Эдди. — Это наёмники. Состав экипажа никак с этим делом не связан. Никто здесь понятия не имеет кто ты.
Я киваю. На данный момент мне слишком холодно, чтобы переживать. Стану беспокоиться об этом позже.
Как только Малыш Эдди подводит меня по узкому проходу к койке, я опускаюсь на неё и с благодарностью проваливаюсь в темноту.
Глава четвертая
Темнота. Холод. Дезориентация.
Мои уши наводняют странные шумы. Я не могу их распознать. Звуки механические, но не совсем привычные. Я чувствую себя в ловушке и ощущаю опасность, но не могу двигаться. Паника набирает обороты. Моя рука пульсирует, когда я пытаюсь дотянуться до пояса в поисках пистолета, который должен быть там, но его нет, нет даже кобуры. Чувствую, как сдавливает грудь, и становится трудно дышать. Кружится голова, и мной овладевает тьма.
Я резко просыпаюсь, боль из сна чуть не срывается криком с моих губ. На мгновение я не могу понять, где я. Меня тревожат голоса говорящих на русском, но один из них мне знаком. Я сажусь в койке, смотрю туда, откуда доносится шум, и вижу, как Малыш Эдди наклоняется к панели управления с индикаторами, болтая с человеком, которого я не знаю.
С трудом сглатываю и делаю несколько вдохов, чтобы взять себя в руки и осмотреться. Парку и другие тёплые вещи сняли, но на голове у меня шерстяная шапка, а тело укрыто электрическим одеялом. Немного откидываю его и вижу, что я одет в спортивные брюки и рубашку на пуговицах, которая для меня слишком велика. Левый рукав отрезан, рука помещена в поддерживающую повязку и плотно прижата к груди. И я чувствую, что левая нога тоже перевязана.
Всё тело болит, и я чувствую глубоко внутри себя холод, несмотря на температуру в каюте. Ну, на самом деле, не в каюте, а в проходе. Субмарина маленькая, и здесь можно разглядеть не так уж много предметов обстановки. Я сижу на узкой койке в непосредственной близости от основного прохода.
Малыш Эдди замечает меня и подходит. За ним следует высокий блондин в синих брюках и белой куртке. У него изо рта торчит сигарета. Это тот же самый мужчина, с которым разговаривал Малыш Эдди, когда я в первый раз проснулся, и, предположительно, он капитан судна.
— Привет, лейтенант, — тихо говорит Малыш Эдди. — Как себя чувствуешь?
— Я в порядке, — отвечаю я. Он смотрит на меня, прекрасно понимая, что я лгу.