В июне тридцать седьмого...

В то же мгновение «Зося» врезалась в толпу...

И самое последнее, что увидел Гриша, был мужчина, падающий, летящий на землю с окровавленным, смятым лицом.

Стремительная сила несла мальчика через густую траву в глубь Комаровского поля, он слышал грохот своего сердца и частое дыхание Володи и Лёши, которые бежали рядом.

Наконец они, не сговариваясь, рухнули в густую траву и долго не могли отдышаться.

Перевернулись на спины. Бездонное, вечное, таинственное небо раскинулось над ними, и там, в недосягаемой высоте, чёрными точками носились ласточки.

   — Страшно... — нарушил молчание Володя, и зубы его отбили мелкую дробь.

И навсегда запомнил Гриша слова, сказанные тогда, на Комаровском поле, Алексеем Туманским:

   — Я всё равно, что бы ни происходило, стану пилотом[3]. — В голосе его была непоколебимость.

...На следующий день минские газеты наперебой сообщали подробности: на Комаровском поле в результате катастрофы «Зоей» погибло пять человек, было большое число раненых и пострадавших во время паники. «Авантюрист из Гданьска пан Машевский, — писали газеты, — прихватив всю огромную выручку от продажи билетов, скрылся со своими сообщниками в неизвестном направлении».

С того дня у Гриши интерес к авиации и воздухоплаванию пропал. И совсем не из страха, нет. А Тадеуш Машевский — он и самому себе стыдился признаться в этом — непонятное дело! — был Грише симпатичен, интересен. Что он за человек? Всё равно герой. Так рисковать! Так смертельно рисковать, хотя и из-за денег! Нечто особенное в характере этого человека привлекало Григория Каминского.

Но всё равно — авиация не его призвание. Почему? Наверно, для другого дела родился он на этой земле. Уже с осени 1906 года Гришу всё больше увлекало то, чем тайно занимался его старший брат Иван.

Сначала они ехали на извозчике, потом долго шли окраинными улицами, заросшими пахучей густой ромашкой. Перекликались петухи, лениво, через силу побрёхивали собаки — клонился к вечеру знойный августовский день, и оранжевое солнце низко висело над крышами в сиреневом застывшем небе.

Кончился город, перед Иваном и Гришей лёг знакомый зелёный луг, тропинка вела к овражку, в котором протекал безымянный чистый ручей с густой ольхой по берегам. Пересечь его — и начнутся бахчи, покрытые полосатыми шарами созревающих арбузов.

За бахчами — низинка, скрытая от глаз, вся в густом кустарнике. Вот здесь обычно и собирались нелегальные сходки.

На них старший брат часто брал с собой Гришу, и всё тут было мальчику знакомо: вытоптанная поляна, пустая бочка, на которую взбирались ораторы, разгорячённые, непримиримые лица; многих из собравшихся он знал по именам и отчествам. И их все знали. Так и встречали появление братьев:

— А вот и наша гимназия!

В 1907 году Гриша перешёл во второй класс казённой гимназии (в Минске, осенью 1906 года, его приняли только в подготовительную группу, потому что в Екатеринославе он учился в фабричной школе, а подготовка воспитанников там, считало гимназическое начальство, ниже средней, что, впрочем, было близко к истине). Иван к тому времени перешёл в пятый, предпоследний класс гимназии.

То, что старший брат занимается «политикой», Гриша понял ещё в Екатеринославе. В бурном девятьсот пятом году за семейным столом часто велись разговоры о Кровавом воскресенье в Петербурге, о демонстрациях, баррикадных боях в Москве на Пресне. Иван часто спорил с отцом... Впрочем, хотя Гриша смутно понимал смысл разговоров, он чувствовал: Наум Александрович и брат спорят по мелочам, а в главном едины, и мама не одобряет их. Именно в ту пору в сознание запали слова «социал-демократия», «революция», «забастовка»... Хотя, что кроется за этими понятиями, он тогда не постигал, социальная несправедливость жизни не задевала его или, правильнее сказать, почти не задевала...

Первое соприкосновение чуткой души мальчика с тёмными силами действительности произошло в Екатеринославе в том же 1905 году, вписанном в российскую историю раскалёнными красными буквами.

Семья Каминских жила в рабочей слободе, недалеко от Днепра. Обитал здесь трудовой люд самых разных национальностей: украинцы, русские, евреи, татары, армяне. Всех этих людей объединяло одно — тяжкая борьба за существование, кусок хлеба добывался вечной работой. Сапожники, гончары, портные, рабочие речного порта и екатеринославских заводов, рыбаки... Взрослые трудились с раннего утра до вечера, а детвора, оглашавшая своими криками пыльные улицы, была предоставлена самой себе.

У общительного Гриши Каминского было много друзей, как и недругов. Игра, драки, вечерние налёты на сады. Черноглазый Оська, друг, потому что смелый и бесстрашный. Остап Небийконь трус и может предать. Камиль умный, злой, но справедливый: что добыли в садах, делит поровну, а себе оставляет меньшую долю...

В тот сентябрьский день 1905 года с утра прошёл дождь, а потом распогодилось, заднепровская степь дохнула зноем, поднялся сильный ветер.