Сели на широкую низкую скамью. Сюда долетала только дождевая пыль, несомая ветром. Молнии следовали одна за другой. Гром сотрясал вселенную.
— Люблю грозу! Чрезвычайно люблю! — прокричал Ленин. — Поступим так. Кончится это великолепие, спустимся вниз, там есть гостиница, единственная, как вы понимаете, в этих местах. Придётся тут заночевать. А в обратный путь, милостивые государи, раненько утром. — Владимир Ильич засмеялся. — Грохочет! Как славно грохочет!
А Григорий Каминский, совсем недавно буквально потрясённый красотой Морского Ока, гор вокруг него, величием и совершенством мира, в центре которого оказался, вдруг ощутил некий потусторонний ужас... Все изменилось вокруг, преобразилось ужасным образом: реальность жизни растворилась в хаосе, шуме, завывании ветра, раскатах грома, следовавших без передышки. Молнии полосовали чёрное, клубящееся небо, выхватывая из серой дождевой мглы уродливые фигуры скал, вершины деревьев ураган разрывал на части, и они казались живыми существами, прикованными злыми силами к земле и терзаемыми ими.
Но буря продолжалась недолго. Гроза начала отодвигаться за горную гряду, невидимую путешественникам, — каменный грот, в котором они укрылись, закрывал то пространство, куда смещалась разбушевавшаяся стихия. Внезапно, будто его отрубили, стих ветер, раскаты грома становились всё глуше и глуше, постепенно превратившись в отдалённое урчание. Молнии тоже вспыхивали в той стороне, куда ушла гроза, и только их отсветы, то малиновые, то фиолетовые, всё ещё ярко озаряли окрестность.
Ливень перешёл в ровный дождь, и в его монотонном шуме было умиротворение.
— Да, да! Только таким образом!
Каминский и Иосиф Пятница одновременно повернулись, услышав резкий голос Ленина.
И Григорий не узнал Владимира Ильича: упёршись локтями в колени, он вскинул голову, лицо было напряжено, яростно-хмуро, прищуренные глаза, казалось, через пелену дождя видели нечто враждебное, требующее уничтожения. Столько непримиримости, упорства и воли к борьбе было в них.
— Тут одна славная молния мне и название статьи высветила: «Российская буржуазия и российский реформизм»...
— Владимир Ильич, — перебил Иосиф Пятница, — мы же договорились!
Ленин на эти слова не обратил никакого внимания.
— Весьма характерно! Теперь на реформы уповают не только наши господа либералы всех мастей, кадетствующие журналисты, эти продажные писаки, вожди октябристов и прочая сволочь. Нынче за реформы и наши миллионеры из купеческого сословия, эти новые нувориши, хозяева современной России. — Ленин смотрел на Каминского, но Григорий понимал, чувствовал, что Владимир Ильич, захваченный своими яростными мыслями, не видит его. — Извольте радоваться! На Нижегородской ярмарке миллионер Салазкин от имени всего российского купечества выступает с требованием немедленных реформ, провозглашённых в Манифесте семнадцатого октября и, естественно, оставшихся на бумаге. Согласен, реформы великолепны, буде они осуществимы: «Незыблемые основы гражданской свободы», «действительная неприкосновенность личности», «свобода совести, слова, собраний и союзов», «дальнейшее развитие начала избирательного права». Прямо дух захватывает! — Злая ирония звучала в голосе Ленина.
— Салазкин говорил и о необходимости земельной реформы, — уже с интересом и нетерпением включился в разговор Иосиф Пятница.
— Вот, вот! — подхватил Ленин. — Земельная реформа! Правда, вещалось нечто невразумительное. Купец Салазкин раскорячился между нашим доморощенным земельным преобразователем Столыпиным и народниками. Позиция у него размытая: крестьянство должно получить землю в собственность путём реформы. Какой? Пусть господин миллионер нам объяснит.
— Но ведь мы тоже за то, чтобы землю передать крестьянам, — решился сказать и Каминский.
— Правильно! — Ленин крепко потёр руки. — Мы за то, чтобы земля перешла к крестьянам. Однако давайте разберёмся. Маркс давно доказал, что смелые буржуазные экономисты могут требовать и требовали частной собственности на землю. Но это — буржуазное преобразование, расширяющее поприще капитализма. Да, мы поддерживаем крестьян, как буржуазную демократию, в их борьбе за землю и за свободу против крепостников-помещиков. — Ленин помолчал, резкая морщина пересекла его лоб. — Но это сегодняшняя тактика на пути к социализму, потому что, милостивые государи, единство пролетарской организации наёмных рабочих с мелкобуржуазной крестьянской демократией есть величайшее нарушение великого лозунга марксизма. А посему в социализм наших дремучих крестьян, задавленных вековой нуждой и невежеством, придётся, когда настанет срок, тащить за уши, за уши!
— О наделении крестьян землёй, — сказал Иосиф, — посредством проведения реформы и в Государственной Думе говорят...