В июне тридцать седьмого...

...В это самое время, поздоровавшись со всеми, Григорий Каминский сел на табурет и, сняв фуражку, поудобней устроил гармонь на коленях, рванул мехи — раздалась лихая «Камаринская»:

Ах ты сукин сын, камаринский мужик!
Ты не можешь мому барину служить...

Развесёлая музыка была слышна и на улице.

«Это что ж получается? — в некотором смятении рассуждал Митрофан Нилович Шилин, по-прежнему созерцая сыры в витрине бакалейной лавки. — Получается, гулянка у них там? Может, выпивают и закусывают?!»

Совсем тоска обуяла тайного осведомителя Шилу.

...А Гриша, отыграв «Камаринскую», сказал:

   — Напротив дома, чуть наискосок, у лавок старик довольно гнусного вида ошивается. Не шпик ли?

   — Он! — засмеялся Стефан Любко, сверкая крепкими белыми зубами. — Мы его давно пасём. Наш хвост. Нарочно ко всем благопристойным домам приводим, а потом потихоньку смываемся, как говорится, огородами.

Однако Илья Батхон забеспокоился:

   — Чего же молчали, что вы на крючке? Ладно Шмул, он только начинает борьбу. А ты, Стефан? Уж одну тюремную школу имеешь, мало тебе? Ведь вы можете подставить под удар всю минскую организацию нашей партии!

Стефан Любко молчал.

   — Хлопцам нужно срочно сменить квартиру, — сказал Алексей Александрович Каминский и миролюбиво добавил: — Я помогу. И сделаем это сегодня ночью. Есть у меня надёжный адрес.

   — На том и порешим. — Батхон закашлялся. — А теперь главный вопрос нашего собрания... Кстати, Гриша, ты иногда поигрывай что-нибудь на твоей гармони. В коротких перерывах. Может, и споем чего вместе. А сейчас... Да, главный вопрос. Товарищи! Сегодня мы принимаем в свои ряды, в ряды Российской социал-демократической партии, в её фракцию большевиков Григория Наумовича Каминского... Все, кто здесь собрался, — в комнате было девять человек, — знают Григория. Если не лично, то слышали о нём, о его делах. Я горячо рекомендую его в нашу партию. Я за него ручаюсь... — Кашель прервал голос Ильи Батхона. — С такими молодыми людьми, как Григорий Каминский, мы обязательно победим! Есть вопросы к товарищу Каминскому?

   — Расскажи, парень, свою биографию, — сказал кто-то.

   — Да какая у меня биография? — удивился Григорий.

   — Расскажи, расскажи! — Батхон одобряюще хлопнул его по плечу. — А потом музыкальный привет наружному наблюдателю.

Биография уместилась в несколько минут.

На улицу, где от деревьев и домов левой стороны уже лежали длинные тени, спускался ласковый апрельский вечер. — Митрофан Нилович Шилин, изнывавший у витрины с сырами и китайским чаем, услышал: в комнате дома номер двадцать семь, за окнами, задёрнутыми ситцевыми занавесками, дружно пели под гармонь:

Есть на Волге утёс, диким мохом оброс
От подножья до самого края-а...

«Точно гуляют», — с тоской подумал агент Шило.

   — ...А за дело революции ты умереть можешь? — спросил Шмул Штейнбов, до сих пор молчавший.

Все с некоторым удивлением посмотрели на него.

   — Если в этом будет необходимость, — спокойно ответил Григорий, — могу. Но просто так рисковать жизнью и умереть — не хочу. Считаю, что если уж смерть, то в бою, на баррикадах. Но лучше — не умирать!

   — Я совершенно согласен! — поддержал Гришу пожилой человек с большими руками, потемневшими от сапожной работы. — Смерть революционера — это последний аргумент в борьбе.

Был задан следующий вопрос:

   — Григорий Каминский работает среди учеников старших классов гимназий и реального училища. Хотелось бы узнать об этом поподробней.

Тут Гришке было что рассказать.

...Начало смеркаться. За ситцевыми занавесками зажглась лампа, мелькали тени. Опять заиграла гармонь, дружные мужские голоса запели:

Рэвэ тай стогне Днипр шырокый,
Сэрдытый витэр завыва...

«У, — с ненавистью думал Митрофан Нилович, переминаясь на больных ногах уже под окнами дома номер двадцать семь и норовя заглянуть хоть в какую щёлку — чего там? Но занавески были задёрнуты плотно. — У, мерзавцы! Сейчас бы наряд полиции, войти, перехватать всех».

Давно хотелось есть, пересохло во рту. А ещё пуще — невмочь хотелось по малой нужде. Тайный осведомитель Шило, постанывая, сбегал за угол, оглянувшись по сторонам, малую нужду справил, быстро вернулся на свой пост. Полегчало. Но долго ли ещё ждать?

Щёлкнула крышка карманных часов — пятнадцать минут девятого.

На ближнем перекрёстке зажёгся фонарь.

«В ентой темноте я и рож их окаянных не разгляжу. Поперевешать бы вас всех, губители отечества».

Чтобы отвлечься от тяжких рассуждений, Митрофан Нилович стал про себя рассуждать на более приятный предмет: прибавит ли Мстислав Николаевич Всесвятский к зарплате рублей несколько на лекарства от ревматизма? Должон прибавить: агент Шило службу сполняет добросовестно. За минувшие годы уже сколько социалистов проклятых проследил, властям с рук на руки передал.

... — Что же, товарищи, ставлю вопрос на голосование. Кто за то, чтобы Григория Наумовича Каминского принять в ряды РСДРП, прошу поднять руки. Так... Семь человек. Кто против?