Прыжок в колодец
Шкловский поднялся на сцену, когда спектакль уже начался. Как он и полагал, на втором этаже, в зале, никто не услышал выстрелов из небольшого пистолета. Офицеры, как видно, поволокли Анну в гестапо. Так что об инциденте у подъезда пока никто не знал.
Ларский с рабочим сцены готовил декорации к следующему акту. Главный художник окончательно запил и уже второй день не являлся на работу, валяясь в общежитии. Дел было невпроворот, и Ларский почти не отвлекался на беседы. Однако Шкловский, войдя за кулисы, пошёл прямо к нему, махнул рабочему, чтобы удалился, и сказал:
– Вы слышали новость?
– Добились-таки благосклонности родственницы бургомистра? – с лёгкой иронией спросил Зигфрид.
– Нет, господин художник, эта новость похлеще будет.
– Неужто очаровали саму бургомистершу?
Шкловский, не спуская внимательных глаз с лица художника, отчётливо проговорил:
– Только что у театрального подъезда убита фрау Антонина.
Зигфриду была безразлична смерть «непутёвой» вдовы, но что-то в тоне Шкловского заставило его внутренне сжаться, насторожиться. К тому же, новость-то шокирующая! И он с выражением крайнего удивления и сожаления сказал:
– Вот как! Очень жаль. Очаровательная была дамочка. Кто-нибудь из обманутых поклонников?
– Вам лучше знать, – многозначительно произнёс Шкловский.
– Мне?! – на лице художника отразилось крайнее изумление. – Помилуйте, мы с фрау Антониной были едва знакомы.
– Да-а-а? – недоверчиво протянул Шкловский. – Зато вы прекрасно знаете фрёйлейн Анну.
Зигфрид почти физически ощутил, как сердце упало в пустоту и остановилось. Мгновенная догадка осенила его. Только он не мог понять, зачем Анна это сделала. По-че-му? Но в глазах не должно отразиться ничего, кроме удивления. На несколько мгновений он повернулся к декорациям, чуть сдвинул в сторону какое-то полотно. Этого было достаточно, чтобы сделать вздох и обернуться к Шкловскому с успокоившимися, только чуточку удивлёнными глазами.
– Конечно, знаю. Я брал у неё уроки немецкого языка.
– А что, уже не берёте?
– Давненько не был.
– Отчего же?
– Времени, знаете ли, не хватает. На занятия приходилось тратить часы, отпущенные для личной жизни.
– А вы шутник, – криво усмехнулся Шкловский. – Я не удивлюсь, если вы совмещали оба занятия.
– Об этом мужчины не говорят, – с достоинством произнёс Ларский. – Так всё же, господин Шкловский, кто зарезал фрау Антонину?
– Почему зарезал? – ответил Шкловский, направляясь к выходу. – Анна Вагнер стреляла из пистолета.
Зигфрид был готов к такому ответу, и всё же он поразил его, как удар молнии. Почему Анна стреляла в Антонину? Не из ревности же, в самом деле. Что произошло? Ведь всего три часа назад он был у неё, и ничто не предвещало такого поворота событий. Что же случилось? Что с Анной? Зигфрид догадывался, что она уже в гестапо, но гнал от себя эту мысль как ужасно нелепую, немыслимую. Он хотел бы немедленно побежать к её дому. Возможно, старый Вагнер что-нибудь знает, но уйти нельзя, за ним могут следить. Как это тяжело – делать вид, будто тебя совершенно не касается разыгравшаяся около театра трагедия, не беспокоит судьба Анны. Но только выдержка поможет ему сейчас сохранить своё положение и помочь Анне.
Василий, увидев уходящего Шкловского, снова подошёл к художнику. Зигфрид глянул на него и понял: другого выхода нет, надо его послать к Вагнеру.
– Василий, запомни: Почтовый переулок, 25. Пётр Фёдорович Вагнер. Беги к нему, скажи, что прислал Ларский. Спроси, что произошло, а потом скажи: его дочь убила Антонину, её арестовали. Пусть уходит немедленно. А ты – назад! Ещё успеешь ко второму акту. Беги дворами – так короче.
Дом на Почтовом Василий отыскал без труда. Осторожно постучал. Послышались шаркающие шаги и вопрос:
– Аня, ты?
– Откройте! Я от Ларского!
Вагнер открыл, впустил незнакомца, при свете лампы увидел обеспокоенные круглые глаза, тревожно спросил:
– Кто вы? Что вам надо?
– Я от Сергея Ивановича. Он просил узнать, что случилось, почему Анна пошла к театру?
– А что случилось? Ничего не случилось, – Вагнер по-вороньи нахохлился.
– Некогда, папаша, говорите скорее. Дело серьёзное, иначе бы Ларский не прислал!
В голосе незнакомца было столько тревоги, что Вагнер не стал таиться, коротко пересказал разговор Антонины с Фишером.
На улице послышался шум приближающейся машины. Василий подскочил к окну, отвернул угол байкового одеяла, повешенного для затемнения, увидел лучи фар, которые били уже близко.
– Так, старик, влип я! Это немцы!
– Сюда! – махнул Вагнер на террасу и поспешил сам, чтобы открыть дверь. – Через сад дворами на центральную улицу!
Василий бросился на террасу и быстро выскочил в сад. Вагнер крикнул вслед:
– А что с дочкой?
– Антонину убила! Схватили её! Ты чего стал, старик? Давай скорее со мной! Уходить надо!
Вагнер стоял, как вкопанный, и хватал ртом воздух. Он хотел что-то сказать и не мог. Послышался сильный стук во входную дверь.
– Прости, отец, – крикнул Василий, – мне надо уйти!
Он побежал к забору. В театр прибежал минут за десять до начала второго акта и быстро рассказал всё Ларскому.