В «игру» вступает дублер

Зигфрид решил отнести письмо Гуку на квартиру. Лучше всего рано утром, когда люди ещё только просыпаются и начинают собираться на службу или по другим делам, – меньше вероятности засветиться. Действительно, в подъезде и на лестничной площадке было пустынно. Гук, открыв дверь, удивлённо прищурился. Зигфрид знаком показал, чтобы он его впустил. Гук нехотя посторонился и сказал:

– Вы что, с ума сошли? Вас могли увидеть.

– Риск – благородное дело, – отшутился Зигфрид. – А у нас оно, к тому же, срочное.

– Я сказал всё, что знал! – резко заявил Гук.

– Возможно…Вы, я вижу, собираетесь завтракать. Так не дадите ли чашечку кофе?

Гук, всё ещё недовольно поглядывая на Ларского, налил ему кофе, придвинул бутерброды, фрукты.

– О-о-о, свежие яблоки среди зимы, – отметил Зигфрид. – Опять икра…Я думал, вы это только по торжественным случаям употребляете.

– Я привык к удовольствиям и в будни, не только в праздники, – небрежно кинул Гук, усаживаясь за стол напротив.

– Вы так говорите об удовольствиях, словно кроме них в жизни больше ничего и нет.

– А это у кого как! – с вызовом сказал Гук. – Для меня лично жизнь только тогда представляет интерес, когда она состоит из сплошных удовольствий. А вы притворяетесь, что вам нужна другая! Просто не умеете себе устроить то, что умею я.

– Ну, это старая песня…

Спокойствие Зигфрида раздражало Гука, но он сообразил: ранний визит не случаен, а Ларский такой человек, что не угадаешь, чего от него ждать. Заметно нервничая, поторопил:

– Какого чёрта! Выкладывайте, зачем пришли!

Зигфрид старался говорить как можно спокойнее:

– Я проверил список, продиктованный вами. Вы не пожелали быть достаточно честным.

Гук выжидающе прищурил глаза, и Зигфрид понял, что попал в точку: называя в прошлый раз фамилии, Гук мог включить туда и вымышленные, и провокаторов, чтобы выиграть время и путём слежки выйти на патриотическое подполье. Он не так прост, этот бывший одноклассник.

– Позволю себе напомнить одну хорошую русскую пословицу: «Не руби сук, на котором сидишь», – посоветовал Зигфрид.

– Причём здесь сук? – озлился Гук.

– Вы что, не следите за событиями? Уже ни для кого не секрет, что немцы скоро побегут отсюда на запад. Собираетесь бежать с ними? Не думаю, что вы до такой степени наивны. Здесь, на чужой земле, вы им нужны, а там, на своей, они вас вышвырнут, как щенка! Даже и раньше.

– Не вам судить! – вспылил Гук.

– Судить будет Родина, – отчётливо произнёс Зигфрид. – Но у вас есть возможность заслужить снисхождение.

Гук молчал.

– Вы дадите мне официальные списки заключённых и подозреваемых, – потребовал Зигфрид, – поскольку на вашу память я не надеюсь. А потом сделаете всё возможное, чтобы кое-кого освободить.

– Ну, знаете, я не бог!

– Но вы участвуете в допросах, и оттого, как переведёте, как охарактеризуете человека, многое зависит. В ваших интересах проявить благоразумие. А теперь быстро, при мне, прочитайте это.

Зигфрид подал Гуку письмо. Едва развернув листок и увидев знакомый почерк, Виктор побледнел. Несколько секунд он сидел, не двигаясь, не в силах прочесть ни строчки, потом с ненавистью устремил взгляд на Зигфрида.

– Списки нам нужны в самые ближайшие дни, – сказал Зигфрид и вышел, оставив Гука один на один с материнским письмом.