В «игру» вступает дублер

Анна легла пораньше – хотелось успокоиться после такого тревожного дня. Но уснуть не могла, всё вспоминала то вчерашнюю сценку около комендатуры, то сегодняшнюю встречу с нежданным посетителем. Теперь только подумала о том, какая осторожность требовалась от неё. Объявление мог прочитать кто угодно. Вероятно, найдутся и ещё желающие изучать немецкий язык в угоду новым хозяевам. Брать их или не надо? Посоветоваться не с кем.

Едва успела подумать об этом, как раздались сильные взрывы. Анна в испуге подскочила к окну, но тут же отпрянула и побежала к отцу. Пётр Фёдорович, разгибая ревматические ноги, медленно сползал с кровати.

– Папа, ты слышал?

– Как не слыхать… Это где же?

– По-моему, в самом центре.

– Что же это могло взорваться?

– Бомбы, папа, бомбы! – радостно зашептала Анна. – Это наши! Я слышала гул самолёта.

Они сели на диван, прижались друг к другу, но бомбёжка не повторилась. Только слышно было, как по улицам мчались мотоциклы. Скоро стали громко стучать в двери соседних домов, немного спустя затарабанили и к ним. Анна дрожащими руками зажигала свет.

– Не бойся, Анечка, не бойся, – говорил Пётр Фёдорович, подходя к двери. – Приготовь свой аусвайс.

В комнату ворвались двое автоматчиков. Один остался у двери, второй быстро прошёл по комнатам, заглядывая во все углы. Пётр Фёдорович совал солдату, стоявшему у двери, оба пропуска, свой и дочки, повторяя:

– Аусвайс, аусвайс!

Уразумев, наконец, что это за люди, и никого не обнаружив, солдаты удалились. Когда они ушли, Пётр Фёдорович, потрясая пропусками, сказал дочери:

– Ну вот, уже и сгодились! А ты не хотела у них работать.

Утром отец ушёл на службу, Анна пошла в управу. Здесь все тихо переговаривались, обсуждая ночное происшествие, из чего Анна узнала о пущенной кем-то ракете. Бургомистр спросил, не побеспокоили ли их ночью. Анна уловила в голосе напряжённость, поэтому как можно спокойнее ответила:

– Всю нашу улицу проверяли, ведь мы живём недалеко от центра.

– Да, да, – успокоился бургомистр, – подняли чуть не весь город.

Анна поняла ход его мыслей: раз она здесь, значит, у них ничего подозрительного не нашли. Беспокоится. Ну как же, ведь это он порекомендовал отца Клейсту.

Переведя какой-то малозначительный хозяйственный текст, Анна пошла домой и по пути завернула в угловой магазинчик за мятными леденцами для отца. Выйдя оттуда, услышала стрельбу на примыкавшей улице, топот и крики. От неожиданности прижалась к стене дома, и вовремя. Мимо пробежал ещё совсем молодой человек в серых брюках и светлой рубашке, на которой в двух местах проступили пятна крови. Длинная стена дома выходила на улицу окнами, и беглецу некуда было свернуть. Он кинулся через дорогу на другую сторону. Два немецких солдата на бегу стреляли в него из автоматов. Анна видела, как он упал посреди улицы. Страшно перепуганная, она не могла сдвинуться с места.

– Вег! Вег! Шнеллер! – прикрикнул на неё один из солдат и махнул рукой, показывая, чтобы она поскорее уходила.

Анна побежала вверх по улице и обернулась уже на повороте. Оттуда видела, как солдаты поволокли к подоспевшей машине окровавленного юношу. Кто он? Почему в него стреляли среди бела дня? А вдруг это тот, кого она ждёт? Или тот, кто пустил ракету? Ни узнать что-либо, ни сообщить она не может – идти к Петровичу на кладбище нельзя, пока не явится человек с паролем, этот наказ она хорошо помнила, а сам он не появлялся с тех пор, как принёс рацию.

Петрович почему-то назвал радиопередатчик «Юркой». И вот «Юрка» стоит в бездействии, и она тоже ничего не делает. Только ждёт. Так было приказано: никакой самодеятельности, только ждать. А может, и надо научиться терпеливо ждать своего часа? Она читала, что выдержка – одно из главных качеств разведчиков. Но выдержка и бессмысленное ожидание не одно и то же. И какая она разведчица? Ей доверили лишь маленькую часть тайны, и то, кажется, на всякий случай. Может, её помощь вообще не понадобится?

Анна вдруг вспомнила лицо юноши, лежавшего в крови на дороге. Очень хорошее лицо, открытое. А если это всё-таки тот, кого она ждёт?

Придя домой, Анна стала с нетерпением ждать отца. Он хорошо знал виллу, и ему приказали почистить трубы, отладить краны – словом, навести порядок во всех коммуникациях. В общем, дел там хватало, и он ходил на работу ежедневно с утра до вечера. Когда отец вернулся, Анна встретила его тревожным вопросом:

– Ты ничего не слышал, схватили того, кто стрелял из ракетницы?

Анна старалась говорить спокойно, но на последних звуках голос её осёкся, и она принялась кашлять, делая вид, что горло перехватило простудой.

– Не слыхал, – медленно сказал отец. – А ты простудилась? Много бываешь на улице?

Анна хотела ответить, что не так уж и много, только по необходимости, но отец перебил:

– Ты, если не в управу, то сиди дома. В городе такое творится… Опасно. Поесть я и сам принесу.

Медлительный Вагнер не спеша ушёл на кухню. Анна взяла с этажерки первую попавшуюся книгу, попыталась читать. Это были стихи Омара Хайяма. Изящные восточные рубаи, полные глубокого значения.