В городе Сочи темные ночи (сборник)

1.
С каждым взаимным движением
Все с новой и новою силой
Чарующие ощущения
Становятся невыносимей.
2.
А женщина вся извивается,
И в судорогах сладостных бьется.
И так каждый раз повторяется.
И все это сексом зовется.

Цветаева написала лучше. Но я люблю и чувствую сильнее Цветаевой, Ахматовой и маленькой Веры, вместе взятых, в миллион раз. Я с мужчиной, как в кратере извергающегося вулкана, как в центре небесного огненного тела.

Я — сплошное живое, страстное, жадное, голодное тело.

Ты — тело сильное, красивое, мощное, притягательное, сладкое, откровенно бесстыдное. И это самое бесстыдное я люблю, целую и проглатываю.

ПИСЬМО 5

Директору киностудии им. М. Горького.

Копия министру культуры.

Мы не знаем точный адрес, куда написать, но думаем, что ответственным лицам это попадет в руки.

Посмотрев фильм "М. В.", мы очень возмущены, нет слов, как могли пропустить этот отвратительный, грязный фильм. После него уже долго не захотим идти в кино. Ну все можно простить: и эти сплошные маты, самогонщиков, бражку, которую если кто не узнал, то узнает, но не этот половой акт, который навязываете всему обществу людей. Вы скажете, это жизнь, да, но это сугубо интимные отношения, а показывать всем это по-скотски, равносильно тому, что давайте прямо везде и на улице по-скотски будем совершать половые акты, вот и этому пропагандирует ваш фильм.

Мы — пятидесятилетние, а также и наши дети — сыновья и дочери, мы поговорили с ними и спросили их мнение, и знаете, что молодежь ответила: "Вышли с кино, как будто в грязи искупались", и еще: "У нас в Союзе появилась секс-бомба Негода". И слышим после этого кино: "Пойдем в кино возбудимся". Вот чему учит этот фильм. И еще знаем, что среди артистов такая безнравственность развита, так зачем же еще раз показывать эту проституцию… Просим через прессу принести извинения нам, людям, что доставили нам такую тяжесть и боль. Возмущаются все, и на работе, и в транспорте, и ни от кот не слышали, чтоб сказали хорошее о фильме. Так зачем же такую грязь выпускать, грязи у нас и так хватает. После такого фильма и жизнь меркнет, а жизнь ведь прекрасна.

19 подписей г. Ростов-на-Дону

МОНРЕАЛЬ, 1988 г

В Монреаль из Москвы лететь 8 часов. Из иллюминатора были видны айсберги, плавающие в темно-синей воде. Самолет набит школьниками, летевшими играть в "Что? Где? Когда?" почему-то в Канаду.

В аэропорту нас встречали нанятые дирекцией кинофестиваля лимузины. Полчаса мы ехали до города, листали каталог фестиваля и мечтали о том, как будем утопать в роскоши.

— В прошлом году здесь была Мордюкова, — рассказывала Негода, — она говорит, что приглашения на приемы разносят пачками и суют под дверь номера, А гостиница пятизвездочная. Там есть мини-бар в номере. К нему нельзя прикасаться, потому что все, что ты оттуда выпьешь, оплачивать надо самому. А выпить оттуда очень хочется: столько бутылочек и названия все какие-то таинственные — Teachers…

Дом, к которому нас подвезли, очень мало был похож на пятизвездочный отель. На нем вообще не было звездочек.

Номер был двухкомнатный. Спальня с занавесками, на которых какой-то ребенок фломастерами учился живописи, и кухня, совмещенная с гостиной. Большой холодильник — пустой! Комплект кастрюль, плита и прочий домашний скарб, от которого я так мечтала отдохнуть.

— По-моему, очень прилично, — неуверенно сказал Вася, присаживаясь на кровать. Кровать омерзительно застонала.

К нам в номер ворвалась Негода.

— Бл..! Я вспомнила! Гостиница, где жила Мордюкова, называлась "Меридиан". Там дают валюту. Суточные на 10 дней проживания!

На троих у нас было 50 долларов.

Мы вышли на улицу, огляделись и решили повиноваться инстинкту И, как лошадь, которая чудом ориентируется в пургу, мы через час блужданий наконец увидели несколько многоэтажных зданий, между которыми тянулась галерея с матовыми стеклами.

Это был "Меридиан".

Робко через вертящиеся двери мы вошли внутрь. И тут впервые почувствовали, что мы действительно за границей, но праздник почему-то проходит мимо. Журчали фонтаны, на трех этажах магазины, бары, искусственные деревья в кадках, лифты со звоночками, в туалетах зачем-то транслируют Шопена и Вивальди.

И запах! Запах…

В общем, пахло роскошью.

И что делать дальше? Ни французского, ни английского мы тогда не знали. Я говорила по-испански, но меня никто не понимал.

Опять же инстинкт нас вывел в Бюро фестиваля. Там нас угостили яблоком, но никто не понял, что же мы хотим.

Мы вернулись обратно, на нашу кухню. После "Меридиана" она казалась какой-то засаленной. Нервно закурили, обсуждая, почему же нас всегда обижают.