Слышу, раздался под окном свист, выкинула я ему, как договорились, спичечный коробок - ушел.
Через короткое время снова слышу его свист. Выглядываю - стоит с обиженным, злым лицом. Губы так свело обидой, что даже свистнуть как следует не смог.
- Сколько ты мне выкинула?
- Рубль. А что?
- Ты сама, наверное, понимаешь, что можно купить на рубль!
"Да, - думаю, - здорово мне повезло!"
- Иди-ка ты, - говорю, - подальше.
И окно захлопнула. И все!
Однажды сижу во время антракта, еле дышу - приносит билитерша букет роз!
Сразу все упало у меня: "Он, идиот... Лучше бы пачку пельменей прислал!"
И вот встречает меня у выхода церемонно. Прекрасно сшитый новый костюм.
- Мне кажется, здесь немного морщит... - И с обиженным лицом ждет непременных горячих возражений.
И все! Каждый раз - стоит у входа, как истукан!
Подружки мне говорят:
"Колоссальный у тебя, Ирка, парень!"
Знали бы, какой он колоссальный!
Каждый день: стоит, аккуратно расчесанный на косой пробор, непременно держа перед собой коробочку тающих пирожных. Приводит в свой дом, знакомит непременно с какими-то старыми тетушками, потом под руку ведет к себе.
У каждого свой стиль. У этого - очаровывать манерами! Чашечки, ложечки - все аккуратно. За все время, может быть, один раз вылетел от меня к нему дохленький флюидик, да не долетел, упал в кофе. Кофе попил - и сдох!
Потом, при расставании, целует руку. До часов уже добрался! Конечно, при его темпах...
Однажды Ленка меня спрашивает:
- Ну как он, вообще?
- А-а-а! - говорю. - Бестемпературный мужик!
Но все терпела почему-то. Недавно только произошел срыв.
Встречает у выхода - пирожных нет! Церемонно приглашает в ресторан.
Приходим - уже накрыто: шампанское и букет роз!
"Сейчас бы, - думаю, - мяса после спектакля!"
- Поесть, - говорю, - можно? Дорого?
- Это, - говорит, - не имеет значения!
А сам небось в кармане на маленьких счетиках - щелк!
Сидим. Смотрит на себя в большое зеркало, через плечо, и говорит с грустью:
- Да-а-а... Вот у меня и виски уже в инее!
- Какой еще иней? - говорю. - Что за чушь?
Откинул обиженно голову... Потом стал почему-то рассказывать, какая у него была неземная любовь. Она считала его богом, а он оказался полубогом...
Видит, что я его не слушаю, вскочил, куда-то умчался.
Тут появляются вдруг знакомые - монтажники наши, из постановочного цеха.
- О Пантелеевна, - говорят. - Привет! Закурить, случайно, не найдется?
- У меня, - говорю, - только рассыпные... Да чего там, - говорю, садитесь сюда!
Приходит мой ухажер - у нас уже уха, перцовка, дым коромыслом. Он так сел, откинув голову, молчал. Пил только шампанское, а закусывал почему-то только лепестками роз. Видит, что на него никто не смотрит, вскочил, бросил шесть рублей и ушел.
Но на следующий день снова явился...
2. Он говорил
Первая
Да. У меня с этим тоже хорошо! Недавно - звоню одной.
- А куда мы пойдем? - сразу же спрашивает.
- А что, - говорю, - тебе именно это важно?
- Нет, конечно, не это, но хотелось бы пойти в какое-нибудь интересное место.
- Например?
- Ну, например, в ВТО!
- Почему это в ВТО? Ты артистка, что ли?
- Нет, ну вообще приятно провести время среди культурных людей!
Уломала все-таки - пошли в ВТО.
- Ой! - говорит. - Ну обычная вэтэошная публика!
Тут я несколько уже дрогнул. Нельзя говорить: "вэтэошная", "киношная". "Городошная" - это еще можно.
И главное, сидит практически со мной, а глазами по сторонам так и стрижет!
- Ой, Володька! Сколько зим! Ну, как не стыдно? Сколько можно не звонить?
Тот уставился так тупо. Явно не узнает. Действительно, не понимает сколько же можно не звонить?
- Прямо, - мне говорит, - нельзя в ВТО прийти, столько знакомых!
Потом стала доверительно рассказывать про Володьку: так будто бы в нее влюблен, что даже не решается позвонить, пьет с отчаяния дни напролет!
Слушал я ее, слушал, потом говорю:
- Иди-ка ты спать, дорогая!
Вторая
Больше всех почему-то дядька с теткой переживают за меня.
- Четверть века прожил уже, а жены-детей в заводе нет! Мы в твои-то годы шестерых имели!
- Да как-то все не выходит, - говорю.
- Ну хочешь, - говорят, - приведем мы к тебе одну красну девицу? Работает у нас... Уж так скромна, тиха - глаз на мужчину поднять не смеет!
- Ну, что же, - говорю, - приводите.
- Только уж ты не пугай ее...
- Ладно.
И утром в субботу завели ее ко мне под каким-то предлогом, а сами спрятались. Сидела она на стуле, потупясь, что-то вязала, краснея, как маков цвет. А я, как чудище заморское, по дальним комнатам сначала скрывался, гукал, спрашивал время от времени глухим голосом:
- Ну, нравится тебе у меня, красавица?
И куда она ни шла - всюду столы ломились с угощением.
Наконец, на третий примерно час, решился я ей показаться, появился она в ужасе закрыла лицо руками, закричала... С тех пор я больше ее не видел.
Третья
Однажды друг мой мне говорит:
- Хочешь, познакомлю тебя с девушкой? Весьма интеллигентная... при этом не лишенная... забыл чего. Только учти, говорить с ней можно только об искусстве пятнадцатого века, о шестнадцатом - уже пошлость!
- Да я, - говорю, - наверное, ей не ровня. Она, наверное, "Шум и ярость" читала!