Марь-Яна двинулась по коридору животом вперед, обтянутым пушистой кофтой. Средняя пуговица по обыкновению была расстегнута, выдавлена животом. При ее маленьком росте живот казался слишком большим. Одно время ребята думали, что Марь-Яна беременна, но потом поняли, что — просто крепкая, толстая. За три года (Марь-Яна работала в этой школе недавно) ребята сдружились с Классной, особенно Алена. Она привязалась к простой, энергичной, справедливой учительнице, бегала ее встречать на угол, отбирала и сама несла портфель. И, не зная, как еще выразить свое отношение, говорила:
— Марь-Яна, вы знаете, кто вы для нас? Вы для нас… Вы для нас… — И, не находя нужного слова, заканчивала шуткой: — Вы для нас… Юрий Сенкевич!
В первое время Марь-Яну поражала и обезоруживала веселая беззащитность и открытость Алены. Отвечая у доски, она могла так обрадоваться звонку, что обо всем забывала, — где она, что она…
— Что там добывается, Давыдова?
— Там… добывается каменный уголь.
— Какой?
— Бурый, кажется… Бурый, да?
— Еще что?
— Там добывают каменный уголь, бурый, железную руду… Лаб-даб-ду! Лабы-дабы-ду!
Указка описывала дугу, и ноги сами начинали пританцовывать.
— Давыдова, что за ответ?
— Звонок, Марь-Яна!
— Звонок для учителя, а не для ученика. Ну, что мне с тобой делать? Рассердиться наконец, влепить двойку по поведению?
— На Давыдову нельзя сердиться, она несерьезная. Честно!
Нельзя и не хотелось, а надо было. Марь-Яна слышала за собой шаги и знала, что Алена идет за ней и ждет, чтобы Классная обернулась.
— Что ты за мной идешь?
— Вы считаете, правду говорить не надо?
— На уроке литературы поговорим. Там и объяснишь свое поведение. Ты школьница, а не Жанна д'Арк, чтобы водить за собой полки.
— Я Жанна д'Арк, — серьезно сказала Алена. — Я хочу водить за собой полки. Жанна д'Арк — положительный пример. Я хочу быть такой, как Жанна д'Арк. Почему вам это не нравится?
— Иди в класс, Давыдова.
— На костер, да?
Марь-Яна скрылась за дверями учительской. Алена постояла и пошла назад. Она поняла, что перед началом урока в классе произошел разговор о вчерашнем. Значит, придется отвечать. Пожалуйста, она готова — на костер. Рыба — плохая училка. Об этом все знают. Валера Куманин сказал правду. Конечно, было бы лучше, если бы эту правду сказал кто-нибудь другой, Сережка Жуков, например. Тогда было бы хорошо пострадать и за Сережку, и за правду. А так — только за правду.
Алена думала вчера и сегодня. Почему так: в школе учат говорить правду, дома учат… Мама и папа без правды жить не могут. У мамы на работе главный инженер — дуб. Мама давно ждет, когда ему кто-нибудь об этом скажет. А сама не говорит. А у отца в гараже есть какой-то завскладом, даже не начальник, а так — Нечто…
Алена не жалела, что так поступила. Пусть обсуждают, пусть судят, даже исключают из школы. Жанну д'Арк на костре сожгли. Зато она Францию спасла.
Стоя у окна в коридоре и глядя на заснеженный двор, Алена вообразила себя верхом на лошади, в тяжелых латах, с тяжелым мечом в руках. Вот она въезжает в гараж к отцу, золотые волосы рассыпаются по плечам. Алена скачет прямо к завскладом, товарищу Нечто. А у того уже руки трясутся: «Вам карбюратор? Вам масляную прокладку? Может, Жанна Дарковна, вам масляный насос нужен? Совсем новенький, в упаковочке». — «Ты предатель интересов рабочего класса», — говорит ему Алена и заносит над его головой меч.
На перемене Алена вошла в класс. Ее окружили, стали рассказывать, что сказала Марь-Яна. Одна Раиса Русакова держалась отчужденно. Она стояла около учительского стола и ждала, когда все успокоятся. Потом принялась стучать линейкой.
— Куманин, сядешь как следует?
По отношению к Валере она усвоила манеру учителей. Обычно это его забавляло, но сейчас он разозлился.
— Ну, чего тебе, Ру-са-ко-ва?
— Сядь как следует.
— А — как?
— Молча.
— А зачем — молча?
— За огурцами. — Она постучала еще раз линейкой. — Товарищи! Комсомольцы! Я считаю, и Марь-Яна считает… мы должны извиниться. Девятый класс — не время для психологических экспериментов.
— А можно я так буду сидеть, когда вы будете извиняться? — сказал Валера и повернулся спиной. — Как будто меня нету. Я ушел.
Кто-то гыгыкнул. Это прибавило Валере энтузиазма. Он мелко захихикал. Он никогда не смеялся, а именно — хихикал. В начале учебного года группа социологов под условным названием «14–17» проводила анкетирование…
«— Какую работу выполняешь дома?
Валера ответил:
— Хожу в магазин за водкой.
— Кем хочешь стать после окончания школы?
Валера ответил:
— Хочу судить людей, которые воруют, а со мной не делятся. На юридический буду поступать. Хи-хи!»
Анкета безымянная, можно похихикать и спрятаться в толпе за другими анкетами. Он и сейчас старался сделать так, чтобы все смеялись и его смешок потонул бы в общей «ржачке».
— Да, Светка, — повернулся он к своей соседке по парте, — тебе джинсы нужны?