В году тринадцать месяцев

У окна стоял однотумбовый письменный столик, над ним на стене висел матерчатый календарь, куколка на ниточке. Просыпаясь, Алена видела куколку, цветок на подоконнике, трещину на потолке. Все это были милые сердцу трещины, куколка, цветок. Хотелось закрыть глаза и умереть от счастья. Но сегодня Алена проснулась с тяжестью в сердце. Она плакала во сне. И во сне ей сделалось так тяжело, что не вздохнуть. От этого Алена и проснулась. Она стала вспоминать, что ей приснилось, и вспомнила, что неприятное ей не приснилось, а было на самом деле. «Зачем Маржалета сказала про мои стихи? Получается — я из-за стихов? А стихи так, упражнения: розы-морозы-паровозы. Бывают же талантливые люди, как они пишут: «Я помню чудное мгновенье…» А я пишу какие-то хохмы «Бом-бом — начинается альбом». Только я не из-за стихов. Стихи ни при чем. Точно ни при чем?» И, чтобы ответить себе, стала перебирать в памяти случаи, связанные с Рыбой. Один раз в овощном подвальчике тетрадки с сочинениями на вольную тему забыла. Капусту положила, а тетрадки оставила. Спасибо, продавщица попалась хорошая, принесла. «А ходит, мамочки мои, в каком-то полупальто-полукуртке с драным воротником. И в пыжиковой шапке, которая делает ее голову в два раза длиннее. Не голова, а кумпол… Из-за одной шапки и драного воротника нужно протестовать и убегать с уроков. «В человеке должно быть все прекрасно: и лицо, и одежда, и душа, и мысли».

Алена повернулась со спины на живот и уткнулась головой в подушку. Вошла мама.

— Алешка, чего лежишь?

— Мам, можно, я не пойду сегодня в школу?

— Да? И что ты будешь делать?

— Буду лежать и думать.

— Вставай быстро, мне некогда!

— Почему быстро? Имею я право хоть раз в жизни спокойно подумать?

— Да о чем думать, сокровище ты мое?

— О жизни. Что… нельзя?

— По дороге в школу будешь думать. Только под машину не попади. А сейчас вставай, убирай постель, — сказала мама, стаскивая Алену с кровати.

— Пусти! Ну, пусти! Что ты! — возмутилась дочь. — Это ваше насилие тоже не очень прекрасное.

Алена стояла на коврике в длинной ночной рубашке, босиком. Убирать постель она не собиралась и в школу идти не собиралась. Минут пять Алена стояла на одном месте, обиженная, пока мама не загремела на кухне посудой.

За столом Алена не разговаривала с мамой, не отвечала на ее вопросы. Верочка Семеновна разрезала булочку за три копейки на две равные половинки, хотела сделать дочери бутерброд с маслом. Но Алена демонстративно взяла вторую половинку булочки, пододвинула к себе масленку, принялась намазывать сама. Мама сидела напротив. Она смотрела на дочь с улыбкой. Алена старалась все делать медленно, показывая, что никуда не торопится. Затем с преувеличенным изяществом взяла бутерброд двумя пальчиками, понесла ко рту, но зацепила локтем за угол стола, ткнула себя в щеку бутербродом и уронила его на пол. Щека оказалась в масле, и бутерброд упал маслом вниз.

— Ну что, милая, довоображалась? — сказала мама.

— И ты, Брути Брот, — проговорила Алена, поднимая булку, и вдруг прямо из улыбающихся глаз покатились крупные слезы.

— Ты что, Алешка?

— Почему ты во мне человека не видишь?

— Я не вижу? Да ты у меня самый главный человек.

Потягиваясь, появился отец. Обычно он уходил на работу раньше жены и дочери, в шесть часов уже выезжал из гаража. Но сегодня Юрий Степанович взял отгул и был по этому случаю настроен игриво. Он разводил руками, потягиваясь, улыбался.

— Что у вас тут происходит?

— Да вот барышня не хочет идти в школу.

— Правильно, чего там делать? — сказал отец. — Мы пойдем с ней сегодня в кино. — Он присел рядом с Аленой на свободный табурет и обнял дочь за плечи. — Хороший ты у меня парень, Алешка.

— Ну, что в самом деле? — сказала Алена, вырываясь. — Я не парень.

Она выбежала из кухни. Юрий Степанович вопросительно посмотрел на жену.

— Соображай, — сказала она. — Взрослая уже. Приперся в майке, в трусах.

— А как? — растерянно развел руками муж.

— А так… Юрий Степаныч, снимай штаны на ночь, как день — опять надень.

— Ну, ты даешь, — сказал муж, и в его голосе появились нотки возмущения.

На первый урок Алена опоздала. Она бежала по коридору, торопливо придумывая, что сказать учителю черчения, почему опоздала. Но дверь класса вдруг отворилась, и в коридор вышла учительница географии. Алена успела увидеть из-за спины ближнюю к двери часть доски, учителя черчения в темном пиджаке, испачканном мелом, и Юрку Лютикова с большим треугольником в руках. Алена со всего бега остановилась, не переводя дыхания, сказала:

— Здрасте, Марь-Яна!

— Здравствуй, — очень отчетливо сказала учительница и прошла мимо. В первое мгновенье Алена подумала, что Классная ее не узнала.

— Марь-Яна!

— Иди в класс. На уроке литературы поговорим. Не подходи ко мне! Не подходи ближе!

— Почему нельзя ближе?

— Дистанцию будем держать. Я учительница, ты ученица, понятно?