В Флибустьерском дальнем море

Это уже слишком... Я торопливо подхватил Ленку и увлек ее прочь, стремясь уйти подальше от страшного места, но на следующей поляне нас ждало еще более ужасное зрелище.

Наверное, крики доносились отсюда. Посереди травяного ковра рядом с изодранными остатками одежды лежала обнаженная женщина. Широко расставленные ноги, истерзанная плоть и распоротый живот без слов рассказывали о ее страшной судьбе.

Лена обмякла и, не поддержи я ее, тряпичной куклой повалилась бы на землю. Я и сам был близок к обмороку. Колени подкосились, тело отказывалось повиноваться, но душу обожгла мысль, что насильники не могли уйти далеко и находятся где-то рядом. Эта догадка заставила меня схватить Лену за руку и броситься прочь - навстречу избавлению или неожиданной гибели.

Убежал я недалеко. Нога зацепилась за коварно торчащий корень, и я полетел наземь.

Ударился я больно, сверху на меня свалилась Лена. Девушка не удержалась от короткого вскрика, но сама же его испугалась и замолкла.

Мы кое-как поднялись, и я потянул ее дальше. Сердце у меня поминутно уходило в пятки, мне все казалось, что на нас сейчас набросятся со всех сторон здоровенные, алчущие крови громилы. Но судьба неожиданно улыбнулась нам. Через час с небольшим мы наконец увидели перед собой вершину.

Я оказался прав в сделанных наобум предложениях. На горе расположилось человек тридцать. Среди них я заметил Грифа, Лудицкого, Грумова, Носову, еще кое-кого из знакомых.

- А ты молодец! - Лудицкий с таким чувством пожал мне руку, словно я совершил неведомый мне самому подвиг.

- Счастливый под обед, несчастливый под обух, - скупо улыбнулся Гриф, кивая в сторону ложбинки.

В ложбинке бездымно горел небольшой костер, и от него тянуло ароматом жарящегося мяса.

- Как там внизу? - спросил меня Лудицкий. Можно было подумать, что они обосновались на горе в незапамятные времена.

Я в нескольких словах рассказал об увиденном, и мой суховатый рассказ заставил пассажиров сжаться.

- А как у вас? - в свою очередь спросил я. - Давно вы здесь? Это все?

- Почти, - Гриф начал ответ с последнего вопроса. - А давно ли... Пожалуй, часа три-четыре. Как ты узнал, что мы здесь?

- Логика, - усмехнулся я. - Гора - единственное место, где мне довелось побывать вместе с Пашкой, Кабановым и штурманом. Вот я и подумал - может, кто-нибудь из них вернется к знакомым местам? Ирония судьбы: как раз своих спутников я здесь и не вижу. Никто из них не появлялся?

- Ярцева и Пашки мы не видели, - ответил мне Лудицкий. - А привел нас сюда действительно Кабанов.

- Что же его не видно? - Даже в такой момент приятно почувствовать себя правым.

- Кабанов у нас исполняет роль доброго духа и ангела-хранителя, - ответил Гриф вместо Лудицкого. Отправился вниз узнать, что происходит, через полчаса вернулся, волоча здоровенную козу, и сразу ушел опять. А где он сейчас бродит?.. Мы уж было решили, что вы встретили его в лесу, и он послал вас сюда.

- Увы!.. - Я был разочарован. Не тем, что Кабанов ушел в лес, а тем, что он мне там не встретился.

Потихоньку все разбрелись по своим делам. Точнее, - по своим бездельям. Не считая наблюдателей и поваров, остальные или просто лежали, бессмысленно глядя вдаль, или болтали о всякой ерунде. Я и сам был не прочь поваляться после всего пережитого днем, но мной завладел Лудицкий. С дотошной обстоятельностью он стал расспрашивать о покойном Панаеве - вернее, о состоянии, в котором я его нашел.

- Нет, эти преступления им даром не пройдут! - патетически воскликнул депутат. - Они еще пожалеют о содеянном!

- Бросьте, Петр Ильич. - Весь цивилизованный мир казался мне сейчас далеким, как другая галактика. - Какое нам дело до грядущего суда? Справедливость, возмездие и прочий вздор... Нам от этого легче не станет. Покойникам, знаете ли, все равно.

- Я умирать не собираюсь, - объявил Лудицкий. - Можете меня не хоронить раньше времени.

- Я вообще не собираюсь вас хоронить ни раньше, ни позже. Но ни меня, ни вас об этом не спросят.

- Они не имеют права. Я депутат и советник российского президента! - Было заметно, что Лудицкий отчаянно трусит.

- Советуйте на здоровье. Но если хотите выжить - помните, что главное не то, что вы депутат и советник, а что вы опасный свидетель. - Мне был противен этот народный избранник, как и любой, кто сейчас заговорил бы со мной.

Я демонстративно улегся на спину и закурил, давая понять, что чье-либо присутствие рядом мне нежелательно.

- Но сейчас конец двадцатого века! - не понял моего намека депутат.

- Да хоть двадцать первого, - буркнул я. - Петр Ильич, не знаю как вы, а я очень хочу отдохнуть.

Лудицкий ушел. Я потихоньку стал дремать, не прекращая при этом курить. Но отдохнуть мне снова не дали.

В импровизированном лагере поднялась суматоха. Вся моя дремота мгновенно исчезла. Я вскочил, ожидая услыхать крики и выстрелы, и лихорадочно пытаясь сообразить, в какую сторону бежать. Но причина суматохи оказалась радостной: к лагерю вышли еще пятеро "наших".