В_ Ф_ Асмус — педагог и мыслитель

Первую курсовую работу я писал под руководством оригинального мыслителя Александра Сергеевича Ахманова, о котором следует говорить отдельно. Но он был уволен из Университета после звонка из органов, чтобы его — в то время пожилого человека — не делали правофланговым на демонстрации. Уже после XX съезда он вернулся в Университет, но стал работать на кафедре истории философии. Моим научным руководителем стал Валентин Фердинандович. Я все больше и больше увлекался математической логикой. Валентин Фердинандович поддерживал эти стремления. После поступления в аспирантуру моим научным руководителем, естественно, стал Валентин Фердинандович. Общение с ним стало более регулярным и тесным. Он не любил рассказывать о себе. Но в памяти сохранились эпизоды, дополнительно характеризующие Валентина Фердинандовича как гражданина, как глубокого мыслителя, исключительно доброго и доброжелательного человека.

На следующий день после смерти Сталина по расписанию у нас должен был быть семинар В. Ф. Асмуса. Валентин Фердинандович пришел на занятия со значком лауреата Сталинской премии, но на чье-то предложение отменить занятия в связи со смертью Сталина — что было сделано во всех других группах — ответил отказом. На нас, студентов, это произвело неизгладимое впечатление.

Однажды, где-то осенью 1953 г., после пленума ЦК по сельскому хозяйству, я высказался скептически о возможности быстро изменить положение в деревне (я бывал в колхозах и видел, что там происходит). На это Валентин Фердинандович возразил, сославшись на опыт НЭПа.

Более скептически относился он к возможности быстрых перемен в области культуры и идеологии. Уже позже — году в 56—57-м я спросил В. Ф. Асмуса, не хотелось ли ему поехать в ГДР с курсом лекций. На это он ответил, что его лекции будут понимать в ГДР не раньше, чем через 20—25 лет.

Причины, по которым В. Ф. Асмус отказался читать лекции о Канте в 1953 году, понятны. Более интересно его отношение к философии Гегеля. Однажды он увидел у меня в руках томик Гегеля. «Не увлекайтесь Гегелем»,— сказал он — «объективно писать о Гегеле не только Вы, но, пожалуй, и Ваш сын еще не сможет». Я убедился в этом недавно, комментируя статью К. Поппера «Что такое диалектика». Слишком много эмоций (у меня отрицательных) связано с Гегелем и его последователями.

Еще один штрих. Как-то — когда «По ком звонит колокол» Хемингуэя был под запретом — Валентин Фердинандович увидел у меня машинописный текст этой книги. Его реплика: «Читаете, как мы проиграли войну в Испании?»

Валентин Фердинандович был многогранной личностью. Он внес весомый вклад в историю философии, в логику, эстетику, литературоведение. Он был прекрасно знаком с современным естествознанием, увлекался наблюдением Луны, специально изучал французскую геодезическую школу. Я как-то удивился такой разносторонности Валентина Фердинандовича. Он заметил, что в наше время нельзя быть специалистом в одной области. Если нет возможности честно работать в истории философии, можно перейти в эстетику, логику. Главное — не говорить и не писать то, за что впоследствии будет стыдно. При переиздании своих работ 20— 30-х годов он не менял в них ни строчки.

Необходимо написать биографию Валентина Фердинандовича: о его учебе и жизни в Киеве, о его роли в группе «Серапионовых братьев», его отношениях с тестовым, Шпетом. Жизнь его в эти сложнейшие времена была отнюдь не простой. Планируемый арест Валентина Фердинандовича перед войной не состоялся, так как кто-то из друзей предупредил его, и он отбыл в Минск. В начале 69-х годов на конференции по логике и методологии науки в Киеве он поведал в частной беседе П. В. Копнину и мне о послевоенной ситуации, когда повсеместно была введена логика. Однажды поздно вечером, даже ночью, к В. Ф. Асмусу приехала группа лиц, предложила одеться и ничего не брать с собой и следовать за ними. Привезли его ночью на заседание Совета Министров и попросили прочитать лекцию о логике. П. В. Копнин спросил, в полном ли составе заседал Совет Министров, т. е. был ли на нем Сталин. Оказывается, был. П. В. Копнин обнародовал эту историю на конференции, что вызвало некоторое неудовольствие Валентина Фердинандовича.

В. Ф. Асмус был невыездным. Он был хорошо известен за рубежом, избран действительным членом Международного института философии в Париже еще в 50-е годы, но не мог принять ни одного приглашения, так как не имел разрешения на выезд. Я помню, П. В. Копнин — тогдашний директор Института философии АН СССР — решил добиться, чтобы В. Ф. Асмус поехал на 4-й Международный конгресс по логике, методологии и философии науки в Бухарест (1971 г.). Не знаю, что он предпринимал. Но вскоре он попросил меня передать В. Ф. Асмусу, что, к сожалению, ничего не получается. Валентин Фердинандович после моего сообщения сказал, что не надо расстраиваться, он больше бы сожалел, если бы это был Краков, а не Бухарест.