В душной ночи звезда (СИ)

Но что-то, тонкая нить, натянулась между мной и бытием: щемящее чувство незавершённости, или невыполненного долга или, может быть...

"Любовь?" - спросил меня голос.

Я почувствовал, что возвращаюсь:

- Да! Любовь живёт здесь и нигде больше.

"Именно так, гость. Счастье, что помыслы наши едины!"

- Вот для чего Он сотворил мир и всё в нём!

"Для любви. И каждый, кто был, есть и будет - светоносный источник Её сияния. И другого пути приблизиться к Нему - нет. И не было никогда".

Примечания:

*"Пильнуй!' (бел.) "Бди!" или "Сторожи!" - перекличка ночного караула Верхнего замка.

*Постолы - простая кожаная обувь, лишённая кроя; подвязывалась к ногам с помощью завязок.

*Борти - колоды с пчёлами, примитивный вид улья.

*Быличка - бывальщина, устно передаваемая история.

Путь

...В тленной глубине времени, в маленькой точке на круглом теле планеты, в точке, разросшейся по мере приближения в город среди жаркой равнины, на вершине ступенчатой башни зиккурата худенький мальчик смотрит в южное звёздное небо. Рядом с ним высокий мужчина в длинной хламиде наводит на звёзды раздвижной инструмент.

- Я отмечаю путь звезды Кхехмет, - говорит мужчина, жрец храма Оанна, молчаливому мальчику.

Изумрудные глаза змеев на замысловатых застёжках, скрепляющих одеяние жреца, блестят, заворожив, приковав к себе взгляд ребёнка.

- Скоро эта звезда войдёт в третий дом Мукт, что сулит неисчислимые бедствия нашей земле. Так сказал сам Великий Музар Оанн, когда выходил из вод и учил наш народ мудрости. Да ты не слушаешь меня, Навнагусор! Смотри сюда: нет, прямо по отвесу моего исчислителя - вот, видишь, прямо над главой золотой статуи восходит звезда...

- Что это?! Великий! Как? Что это?! - вдруг завопил жрец, в ужасе упав на колени на то самое место, где на его глазах исчез, словно растворился, маленький ученик. И ощупывал каменные плитки площадки, и не находил ребёнка.

Мальчик и его звезда встретились.

...Ты очнулся на каменистом холме у стен чужого города. Город этот, огромный, многоязычный, раскинулся на берегу внутреннего моря, с незапамятных времён исхоженого кораблями великих и малых народов. И вскоре ты будешь поражён, узнав, что родной мир исчез и забыт так прочно, что даже слабое эхо его, - древние священные предания, - эти люди считают своими.

Трижды будешь ты, о несчастное затерянное дитя, подниматься на холм в один и тот же месяц, в один и тот же час, и с тоской вглядываться в небо и ждать повторения чуда. Ты станешь швырять в лицо звёздам седые молитвы, которые слышал от жрецов Оанна, и новые заклинания, которым обучат тебя отшельники этого нового мира...

Но чудо не повторится.

На четвёртый год, когда начнут стираться и тускнеть воспоминания о прежней жизни, богатый город, ставший тебе домом, будет растоптан.

Тебя схватят на пыльной кривой улице и заклеймят клеймом раба. Ты сбежишь, Навнагусор. И ещё три года подряд будешь скитаться по чужим землям. Буря в море будет срывать твоё тщедушное тело с корабельных обломков.... Ты познаешь смертельный голод и мучительную жажду, и вновь станешь пленником, и тебя увезут ещё дальше.

И опять ты убежишь.

Ты блуждаешь по карпатским лесам, где вековечные дерева твои единственные друзья и братья. Потерпи, мальчик, ещё немного. Вот уже вышел навстречу старый мельник, нелюдимый отшельник, чтобы встретить израненного оборвыша, и принять как сына, и приютить в одинокой хижине на лесной дороге.

Слушай голос своего сердца, юнак*! Следуй предначертанному тебе! Звонко скрипит снег под полозьями саней, что медлишь? Мимо, мимо спешит княжеский обоз...

Князь по санному пути спешил далеко на север по необъятным землям Великого княжества.

Мёртвой лежала земля под белым саваном равнодушных снегов.

Стихло, замерло всё живое.

Лишь волки, сбившись в стаю, преследовали путешественников, неотступно следуя за ними. Люди обоза устали сетовать на то, что самая безопасная часть пути - по замёрзшей реке, когда волки держатся берега и редко сходят на лёд, - будет ещё нескоро.

Ночью волновались кони, чутко прислушиваясь к вою голодных волков, храпели и вздрагивали. Спать боялись и люди, и лошади. А стая всё смелела. А путь по пустынным землям ещё долог, а князь торопил: на то были причины.

- Видели гонцов с вицами*. Снова война... - шептались княжеские челядинцы и горестно качали головой, скорбя о судьбе бедной, раздираемой распрями, родины.

Ночевали в лесу - слухи шли один другого тревожнее, решили попридержать коней на перегоне, на постоялый двор въехать днём. Обозные сани ставили кругом, повалив набок, как для обороны. Мрачные чёрные ели заслоняли свет костров от чужих глаз. И вдруг люди насторожились:

- ...Показалось.

- Нет: человек!

- Что за человек? Откуда? В этакой-то глуши?

Из лиловых сумерек, из тёмного хмурого леса, не нарушив ничем застывшей колкой тишины, к теплу костров вышел незнакомец.

И назвал своё имя.

Впрочем, так случилось, что потом никто не мог вспомнить, как же его звали? И годы спустя, рассказывая другим об этой дальней дороге, спорили и сомневались: может, Богухвал, а может, как иначе звали парня?