В деревне Пяторота

Григорий Алексеевич чуть не задохнулся от возмущения. Отвык он за последние годы от критики в свой адрес. Мужчина начал медленно разворачиваться в сторону говорившего с намерением поставить нахала на место. Толпа притихла. Осмелившийся высказать крамолу школьный сторож – маленький худенький Петро, втянул голову в плечи. Его жена Марийка – большая розовощёкая женщина, погрозила мужу кулаком. Однако, будучи глубоко в душе добрым человеком, смилостивилась и позволила супругу спрятаться за её широкую спину.

Глаза Приходько налились кровью, когда он рявкнул, не понимая, кто вдруг осмелился выступить против него:

– Я чого-то не розумiю: Кто таке тута такой храбрый, що напраслину на Голову гуторит?

– А хто тобi, дурень ти этакий, бiится? – вмешалась в инцидент чудная тётка, про которую Григорий Алексеевич, возмущённый намёком на бунт в своих владениях, нечаянно забыл.

Народ во все глаза уставился на женщину, которая смотрелась так, будто прибежала на центральную улицу Пятороты, не успев снять с себя грим и киношный костюм. Пока Голова приходил в себя от очередной выходки тётки, которую он до сего дня в глаза не видывал, а она вела себя с ним так, словно знала Приходько с тех голодных времён, когда он трудился подпаском и каждому жителю села, у которого имелась самая захудалая корова, заглядывал в рот, люди переключились на другую тему.

– Видать, в наших мiсцях кино снимают? – с уважением поглядывая на бойкую женщину, перешёптывались зеваки. – Как пить дать, це артистка з Киеву!

– Точно! – оживлённо воскликнул Степан по прозвищу «Всезнайка», поскольку он всегда знал все последние сплетни в окрестностях. – Мене друг мiй звонил з Киеву и сказывал, що новий фiльм про Бульбу снимать собираются. Не иначе, как съёмки ужо начались.

– А ежели нет? – засомневался кто-то. – Один фiльм про Бульбу сняли недавно.

– Чого нет? – обиделся Всезнайка. – Ти тiльки на це бабу погляди? Чем тобi не артистка?

Взгляды собравшихся устремились на Семёновну. Она гордо вздёрнула свой подбородок.

– Ух ти?! – заинтересовалась Марийка и затараторила: Ти узнав, Стёпа, в яком мiсце они проходят? Артистов, чай, кормить треба. А у мене вiдро сметани почём зря пропадает.

– Дык, Марийка, ти Петро це сметану бы и отдала, – почесал затылок Степан. – Уж шибко вiн (он) у тобi дохлый. Глядишь, опосля вiдра сметани Петро бока малость нагуляет?

– Дык у менi вiдёрко-то небольшое, – выкрутилась женщина из щекотливой ситуации. – Для одного Петро сметани забагато (много), а городским в самый раз. Они багато не iдять!

– А, можливо, они не iдять и сметани? – озадачился Степан новым вопросом и протянул: У них, артистов, я чув (слышал), на першому мiсте диета! Они даже не iдять сало!

– Да ну?! – из-за спины жены выглянул Петро и шумно сглотнул слюну. – Як таке може?

Этот звук развернул разговор в другое русло. В деревне все не то чтобы точно знали, но подозревали, что прижимистая Марийка мужа плохо кормит. Наиболее сердобольные из числа родительниц, чьи дети учились в школе, нередко приносили сторожу какой-либо еды. Марийка делала вид, что знать ничего не знает, и так этот подкорм вечно голодного сторожа продолжался бы, наверное, ещё долго. Однако сейчас жительницы Пятороты возмутились и стали стыдить жену школьного сторожа.

– Що же ти, Марийка, боки себе отъела, а Петро у тебе тощий, як гончая собака?

– Що – гончая собака? Вылитый Кощiй Безсмертний!

– Мужику лишний жир не треба, – пробовала защититься Марийка. – Як вiн по хозяйству робити буде, коли боки стане отвисать?

– Ти сделай таке, щоб у Петро боки зависли, а опосля глянешь, може он робити, али ни? – со смехом сказала Галя, проживавшая с супругами по соседству.

– Мене еды не жаль, – продолжала упорствовать Марийка. – Не хочу, щоб муж захворав.

– Ти его накорми от пуза. Петро у тобi здоровее всех мужиков буде, – посоветовала Галя.

– Сама знав, що мене делать, – огрызнулась Марийка и ласково обратилась к Семёновне:

– Так ви, мадама, в нашу деревню прям-таки со съёмок кина попали?

Соседка Галя прыснула в ладошку. Видимо, презрев все советы земляков, Марийка во что бы то ни стало вознамерилась продать киевским артистам свою сметану, пока та не скисла.

– Сама ти «кина» попала, – не очень дружелюбным тоном ответила Евдокия Семёновна, поскольку, не понимая, о чём речь, решила, что толстушка сказала ей что-то ругательное.

– Извиняйте, мадама, а де ваша труппа мешкати (проживает)? – Марийка упорно пыталась вызнать хоть какую-то информацию об артистах.

– Ти ерунду, Марийка, не городи, – вмешался в разговор Степан. – Труппа бувае у театре.

– Навiщо ти, Стёпа, с умными людьми погуторить не даёшь? – обиделась супруга Петро.

Их перепалку прервала Евдокия Семёновна.

– Ти кого, свинота, обдурити хочешь?

К ужасу и восхищению собравшихся, чудная тётка внезапно встала на цыпочки и ловко ухватила за загривок Григория Алексеевича, который собрался было под шумок скрыться.

– Ти чего, тётка, белены объелась? – неожиданно взвизгнул справный мужчина. – Отпусти, я кому сказав?

– Кажи, Грицька, ти куды Зорьку дел? – продолжая крепко держать Голову, ответила та.