В чужом городе

За то время, пока мы там жили, Карина успела преподнести мне урок бережливости. По утрам возле их дома собирались индусы, которым она раздавала работу. Она говорила, что нельзя просто так давать милостыню человеку. Человек должен думать, что он эти деньги зарабатывает. Хотя та работа, которую она им давала, по её словам, была ей не особо нужна.

Как-то раз мы пошли с ней на базар. Я был в слипах, и резинка, которая находится между пальцами, надорвалась. Я решил купить новые. Мы подошли к ларьку, я быстро выбрал и надел прямо на месте новые за десять рупий.

– А эти? – спросила меня Карина, указав на брошенные мной слипы.

Я сказал ей, что эти уже на выброс. Она же нагнулась, подняла их и подала продавцу. Тот заменил резинки за полторы рупии.

– Не надо разбрасываться, – пояснила она, – я лучше отдам рабочим.

Как миссионеры, они зарабатывали много, но при этом были бережливыми в мелочах.

* * *

Я пригласил Карину и её детей к нам в колонию. Маленькую Хеду она держала на руках, когда присела за стол в большой комнате. Я в это время занимался женой и новорождённой дочерью. У меня на столе стояли перечница и соломка. Это привлекло внимание маленькой девочки, и она потянулась к соломке. Я, проходя мимо, хотел убрать, но Карина сказала, что не надо. Девочка взяла в руки соломку, а Карина стала повторять: «Das ist Salz», «Das ist Salz», «Das ist Salz». Ребёнок крутил в руках соломку, пока не открыл. Соль просыпалась, она попробовала и оттолкнула соломку от себя – не понравилось. А Карина всё повторяла: «Das ist Salz», «Das ist Salz». Любопытная девчушка обратила внимание и на перечницу, точно так же покрутила её в руках, открыла, попробовала и стала реветь от того, что жгучий перец попал в нос и глаза, а Карина спокойно приговаривала: «Das ist Pfeffer», «Das ist Pfeffer».

Карина поднесла дочь к раковине, стала её умывать, но повторять не перестала. За те десять дней, что они прожили у нас, я ни разу не видел, чтобы девочка ещё раз прикоснулась к перечнице или соломке. За это время я им провёл экскурсию по гидростанции, водохранилищу, а также ездили на рыбалку.

* * *

Я отыскал в телефонном справочнике фамилию Винклер. Набрал номер, и мне почти сразу ответила Карина. Я сразу узнал её голос, поздоровался. Она тоже узнала меня. Она почему-то называла меня не Лёня, а Ленья. Дети же называли меня Лео.

Я рассказал, что сейчас работаю в ФРГ. Она сразу стала приглашать меня, чтобы я приезжал в Любек, просила сообщить ей, каким поездом я поеду. Она говорила довольно громко, так что, я думаю, Дибовский всё слышал.

– Что приглашают в гости? – поинтересовался он, когда я положил трубку.

– Да, приглашают в гости, – ответил я.

– Поедешь?

– Подумаю.

Мы стали с ним дальше просматривать документацию. К вечеру Дибовский подошёл ко мне и протянул билеты на поезд в Любек и обратно.

– Что это такое? – не понял я.

– Это подарок от фирмы, съезди к друзьям.

– Что ж, ладно, спасибо.

– Не сочти это за взятку.

– Нет уж, не сочту, – посмеялся я.

На следующий день я поехал в Любек. На вокзале меня встретила Карина. Она была на машине. По дороге она пояснила, что сегодня у них приём: две пары – их с Эхартом коллеги – врачи и молодая американская чета. Карина рассказала об этих американцах подробнее: он архитектор, преподаёт в университете, она имеет свою керамическую мастерскую. Она из богатой семьи, и отец её всегда хотел, чтобы она вышла замуж за мужчину их круга, а она влюбилась в этого архитектора, и они вынуждены были из Америки уехать в Германию. Последним гостем был молодой пианист из Америки.

В саду стоял мангал с сосисками, столик с вином и ещё какими-то закусками. Конечно, большой интерес гостей был ко мне. Я догадался, что Эхарт заранее наговорил много лестных слов в мой адрес, потому что много вопросов было о гидростанции, где я работал, об аварии, которую я устранял. Эхарт, видимо, успел даже упомянуть то, что я чинил оборудование в миссионерском госпитале. Больше всех мной заинтересовалась американка. Она сказала, что впервые в жизни видит живого русского коммуниста. Ей было очень интересно послушать о Ленинграде, Пушкине, Эрмитаже, Петродворце. Вопросы сыпались мне со всех сторон, я только успевал на них отвечать. Затем разговоры прервались, и все обратили взор на пианиста, который сел за рояль. Архитектор взял в руки скрипку – он, оказывается, прекрасно владел этим инструментом.

* * *

На следующий день мы с Кариной и детьми поехали на пляж. Дети сразу убежали купаться, а я обратил внимание на мост. Я сначала думал, что мне показалось, но затем присмотрелся и убедился в том, что мост этот был всего лишь на половину реки. Вторая половина представляла собой гнилые остатки моста. Я спросил у Карины, что это такое.

– А это ваша Германия.

– А ваши пограничники где?

– А зачем лишние деньги тратить? Пусть ваши нас охраняют, – быстро сказала Карина.

* * *