В чужой шкуре

Обдумав своё положение, он решил так: уйти назад в контору, взяв свой директорский документ и предъявить его главнозаведующему, — это было бы в высшей степени эффектно, но тогда пари были бы проиграно… Остаётся до срока менее месяца — не стоит ради удовлетворения мелкого самолюбия рисковать этой тысячей. Лучше забрать всё жалованье — его около двадцати рублей — и на них можно просуществовать три недели: пойти к Вавилову и остаться у него…

— Так и сделаю, — решил Андрей Иванович, — ну, а вам, милостивые государи, я всё это припомню! Хорошо и наше правление: а я-то думал, что на моё письмо обратят внимание, и что я сделаюсь благодетелем всей нашей мелкоты. А они не нашли нечего лучшего, как выдать меня головой тем, на кого я справедливо жаловался… Видно, для того, чтобы быть человеком, надо самому всё «это» вынести на своей спине.

Андрей Иванович нанял лодку и поехал в свою заречную контору. На реке бегали зайчики, дул холодный, осенний ветер, но Андрей Иванович, занятый своими мыслями и не могущий побороть раздражения, не обращал на них никакого внимания. Он уже не был прежним трусом: ветер, непогода, даже «шторма» не были для него теперь диковинкой.

Пристав к своей пристани, Андрей Иванович прямо прошёл к Нилу Фомичу.

— С чем поздравить? — спрашивали его сослуживцы, когда он проходил мимо них чрез контору.

— Со «здорово живёшь»! — весело отвечал он, усмехаясь. В сущности, он не был нисколько огорчён и заранее утешался возможностью в скором времени «поговорить» со всеми этими надменными господами заведующими «как следует»… — «Воображаю, куда у них душонки уйдут, когда они узнают, кого уволили и кого оскорбляли!..» — радовался он.

— Здравствуйте, Нил Фомич, — сказал Андрей Иванович.

Нил Фомич был в мрачном настроении. Ему только что «влетело» по телефону, а к тому же «душа требовала похмелья».

— Тебе, малый, чего? — спросил он, кряхтя.

— За расчётом я: уволен главной конторой.

— Это за что?

— Спросите их. Не по вкусу мой разговор пришёлся.

— Так… Значит — так зря, «здорово живёшь»! Оно, конечно, у нас всегда к зиме служащих сокращают… Экономия, братец ты мой… Вот добейся получать тысячи три в год, тогда, сделай милость, тогда не сократят!.. Жаль: служащий ты, всё-таки, «справный» — похаять не могу… Жаль… Что ж, — их воля, — начальническая: идите к бухгалтеру, он вас «подочтёт».

— До свиданья, Нил Фомич! — надеюсь, что мне удастся вам отплатить за доброе отношение, — великодушно сказал Андрей Иванович.

— А ты, малый, думай, как себя зиму пропитать… Мы, ведь, всё понимаем… Сами эту участь видели.

V

От Нила Фомича Андрей Иванович прошёл к бухгалтеру и просил его «подсчитать», сколько причитается ему получить. Бухгалтер подсчитал: выходило 18 рублей 20 коп.

«Этого хватит на месяц: как-нибудь придётся поэкономить, потому что надо и на дорогу выгадать до Питера», — соображал про себя Андрей Иванович.

— Только вот тут «прочёт» записан, — сказал бухгалтер.

— Это за что?

— Нефти лишков отпустили: вот тут у меня ведомость есть…

— Сколько же всего?

— Конечно, пустяки, — рублей на восемь. А впрочем посмотрю… 11 р. 50 копеек… Да вот ещё сейчас по телефону передали из Главной… Штраф вам пять рублей.

— Я никаких штрафов не принимаю, — возмущался Андрей Иванович.

— Это дело не моё. Делаю, что прикажут: мы тоже люди не сами по себе, подневольные. Вот извольте расписаться… Один рубль семьдесят копеек получите-с… Очень жаль… Поверьте: сам сочувствую, но дело наше маленькое… «Их» воля…

— Но позвольте… Ведь, мне не на что будет до той стороны добраться.

— Это вы верно… Что же прикажете делать!.. Из вещей что-либо придётся в оборот пустит.

Андрей Иванович пустил «в оборот» пиджачную пару (у него их было две). За пару дали семь рублей, да и то потому, что пожалели Андрея Ивановича как хорошего человека. Служащие, собравшись наверху, высказывали ему свои соболезнования.

Андрей Иванович послал за бутылкой — и, когда ему её принесли, счёл уместным сказать коротенькую речь.

— Господа, — начал он, — поверьте, что того времени, которое я провёл с вами, я никогда не забуду. Я сделался среди вас «другим» человеком, и те знания, которые приобрёл я здесь, нельзя купить ни за какие деньги. Я понял, что не «оклад» делает человека, а «труд»… Поверьте, — продолжал он, — что я глубоко понимаю теперь ваше положение. Быть может, настанет час… и этот час близок… когда вы узнаете, насколько я хочу и умею быть благодарным… Всё, что в моей власти, я сделаю для того, чтобы облегчить вашу участь, честные труженики!

Несмотря на витиеватость такой речи, служащие слушали с удовольствием, хотя и недоумевали, каким образом Андрей Иванович, закладывающий пиджачную пару и не добравшийся до пальто только ввиду холодов, может чем-нибудь облегчить чью бы то ни было участь.

— Сам-то прокормись, — думали некоторые, — ныне не Петровки… Цыганский пот прохватит… Малый он «российский», только слаб относительно «казёнки»: вот его и разбирает. Мечта!