В чистом поле: очерки, рассказы, стихи

И – «Петр Федорович, вы рассказывали, что, учась в Академии ЦК, жили в одной комнате с нынешним президентом Мадагаскара, учили его попутно русскому языку. Он вас как-то с почетным караулом встречал на своем острове. Давайте ему позвоним! Вот этот телефон, кажется, та самая «вертушка» кремлевская, отзывается мгновенно».

Гуцал кивнул из соседнего кресла: «Проси Мадагаскар!».

Наш возросший «рейтинг», забота и внимание начальства вселили уверенность в собственной значимости, сгладили попутные комплексы, а точней – добавили простого нахальства. Поднимаю вновь трубку и говорю: «Девушка, соедините с государством Мадагаскар. Мне резиденцию президента!» – «Сейчас проверю, положите пока трубку, я позвоню вам».

Потрясающе! Ладно, говорю Гуцалу, разговаривать будете сами. Фамилию-то черного президента не забыли? Да нет, отвечает спокойно, помню. Я, говорит, действительно два года учил его русскому языку. А когда он устроил мне на Мадагаскаре встречу с оркестром и с почетным караулом, я, конечно, принял её, но шепнул ему на ухо: «Ты что делаешь, меня же из партии исключат!» Ничего, пронесло…

Ждать пришлось недолго.

Резко и как-то оглушающее звякнул черный телефон, я с замиранием сердца прислушался, но в трубке совсем бесстрастно и спокойно прозвучал голос «девушки»: «Извините, с Мадагаскаром сейчас связи нет!»

Это была наша первая совместная поездка с Гуцалом. Сколько их было потом на Тюменщине и в других весях! Порой приедем в какой-нибудь замотанный работой коллектив, люди хмурые, не до нас. Гуцал спокоен: «Начнем выступать, заставим нас полюбить!» И в самом деле: после встречи светлели люди, столько вопросов задавали! Расшевелили, затронули души.

Последняя наша встреча – на людях! – была в Центральном Доме литераторов, в Москве, в кают-компании писателей-маринистов. Председательствовали Гуцал и контр-адмирал Тимур Аркадьевич Гайдар (тот самый – из повести «Тимур и его команда», и еще отец будущего ельцинского и.о. премьера, губителя страны, Егорушки Гайдара). Я был полон впечатлений от недавнего большого плавания, читал новые стихи. И все так было трепетно и дружелюбно, как в хорошем корабельном экипаже.

А потом мы шли по осенней Москве: и москвичи, и сибиряки, и дальневосточники, и даже капитан-поэт из будущей суверенной Эстонии. Шли спокойно, вразвалочку, как подобает морякам, немало испытавшим, немало повидавшим на свете.

ЗЕМЛЯ И НА НЕЙ ЧЕЛОВЕК

Поэт российский, русский, может быть кем угодно по рождению, по изначальной стезе-судьбе, по профессии – свидетельством тому имена в нашей русской литературе. Поэт в обыденной жизни может быть разным: возвыситься до высокого гражданского или воинского поступка, но может и явить те черты, что в расхожем представлении «общечеловеческой» морали – осуждаемы. Вспомним, Пушкин, например, не подбирал эвфемизмы, говоря о поэте, когда «молчит его святая лира». Тогда – «И меж детей ничтожных мира, быть может, всех ничтожней он».

И вдруг!.. «Но лишь божественный глагол до слуха чуткого коснется, Душа поэта встрепенется, Как пробудившийся орёл…» Точней не скажешь. Нет, это не пространственно-созерцательные рассуждения, вынесенные в начало моих заметок о поэте Евгении Федоровиче Вдовенко, товарище, коллеге, которого в печальный июньский день 2002 года проводили мы, тюменцы, в последний путь. Просто я подбираюсь, ищу тропу к простым человеческим словам об ушедшем друге-поэте. Да, пройдено с ним немало совместных дорог, немало прочитано друг другу стихов за чашкой чая, за сигаретой, за дорожной кружкой-чаркой вина, перед публикой. Дружили мы и семьями, хотя люди были во многом разные, не только по возрасту, по опыту в жизни и творчестве, но и по отношению к каким-то «вещам», в оценках житейских ситуаций. Порой, как у всех бывает, набегали хмурые тучки на эту дружбу – до размолвок.

Бывало. Но пишу о главном, что имел этот человек в себе: нежное и одновременное ранимое и взрывное есенинское поле.

Как мы жили, Коля, как мы жили,
Хоть и были деньгами бедны!
За любовь за нашу нас любили
Дочери России и сыны.
Ну, а то, что было между нами –
Лишь цветенью летнему под стать,
Где мы дружно жили куренями,
Не боясь от времени отстать.
Молодость ушла в свое преданье,
Творчество нашло свои сердца,
Хоть не всё, конечно, мы издали,
Даже не прозрели до конца…
Главное, что нет уже вопроса,
Кто мы, подчиняемся кому?
Мы – два друга, два Великоросса,
Но народу служим одному.