В чистом поле: очерки, рассказы, стихи

Иду как-то вечером к Кукарскому. В его гостинице шумно, табачный дым коромыслом даже в коридоре. Полушубки, рюкзаки, унты, бутылочная тара, тут и там веселые компании за дверями жилых комнат. Часто хлопает входная, с улицы, дверь. Кто-то очередной, в ватнике или в шубе, вваливается с мороза, таща за собой шлейф стужи. Толя, пристроившись на одном из подоконников в коридоре, пишет у заиндевелого окна. Ты что, спрашиваю, сидишь тут, никуда не ездишь? А он: я с народом разговариваю, тут, знаешь, какой народ! А ездить? Это для тебя в новинку…

Поэму Анатолий Степанович Кукарский назвал так – «Мне рассказал Самотлор». Так называлась и его последняя стихотворная книжка, вышедшая в Свердловске в 1978 году. Толя успел подержать в руках только сигнальный экземпляр…

Умер он скоропостижно от сердечного приступа, как заключили медики «скорой». Умер после ноябрьских праздников того же 1978-го. На печальной тризне, одна знакомая докторица, которая знала и даже лечила поэта, доверительно сказала нам: «Знаете, ребята, конечно, ишемия… Но здесь и-похмельный синдром… Принял бы человек граммов сто пятьдесят, ничего бы не случилось».

Не погодились эти «сто пятьдесят» в нужное время и к месту…

Человек и поэт родной ему Сибири, Анатолий Кукарский воспевал Сибирь, ее людей. Он любил эту землю.

Памятник на его могиле сделан из железной нефтяной грубы в виде пера. На памятнике надпись и строки из его стихов:

Я знаю, что землею стану сам,
И оттого она еще дороже.

РОЖДЕН ИРТЫШОМ

По великой сибирской реке, по Оби, шел большой белый пассажирский теплоход «Композитор Алябьев». И плыли на нем два поэта, две первоосновы, можно сказать, два зачинателя литературы своих народов, два потенциальных классика. Сутки плыли, двое суток плыли в древний град Берёзов, то есть в нынешний районный поселок Березово Тюменской области для, как говорят, сбора литературных материалов, и встреч с читателями. На третьи сутки вышли на палубу, и один из поэтов, первооснова мансийской литературы, очертив вскинутой рукой доступный глазу горизонт, сказал: «Как необъятны наши просторы!»

Второй поэт, основоположник литературы сибирских татар, глянув горячим оком на товарища, твердо произнес: «Нет, это наш простор! Наши земли!» Для убедительности продемонстрировал старинную карту Сибири, составленную знаменитым Миллером, на которой было четко, но не совсем справедливо, как бы мимоходно, обозначено народонаселение – татары.

От неосторожной словесной искры мансийского поэта возникла буря в душе татарского и дальнейшее выяснение исторической принадлежности западно-сибирских земель быстро перехлестнуло рамки дипломатического этикета. В свежем таежном воздухе что-то замелькало, засверкало, послышалось громовое, от которого даже пуганные обские осетры и нельмы залегли на глубину, а белокрылые чайки полетели ближе к берегу. Ну и ладно бы!

Насторожилась международная наука. Скандинавский институт угрофинских этносов, зафиксировал неожиданный всплеск деторождения в обских поселках Катравож, Ламбовож, Шеркалы! И в самом Березове всерьез заговорили о воскресении из береговой мерзлоты, униженного проклятым Бироном, светлейшего князя и русского генералиссимуса Александра Даниловича Меншикова.

В Тюменской телерадиокомпании прошел ряд внеплановых спецпередач. Ведущий их не только поменял серый пиджак на оранжевый, но и примелькавшийся телезрителям имидж. Коронный свой вопрос «Как вам нравятся тюменские женщины?», который задавал всем возникающим на телеэкране «персоналиям», теперь зазвучал изысканней: «Как вам нравятся женщины дважды орденоносного Ханты-Мансийского автономного округа?».

Но демографический всплеск на суровой северной земле разъяснил рыбак дядя Федя из Катравожа. Он сказал, вернувшись с рыбалки: «От сотрясения северных небес, и возможного таянья припайных льдов в Байдарацкой губе, локально выпал благодатный дождик! И оплодотворил скукожившееся при начавшихся демреформах когда-то цветущее, а теперь почти поникшее бабское население!

Говорили про это и про то. Мол, наглецы американцы, на всякий военный случай, вывели подо льды Северного Ледовитого океана эскадру атомных подлодок. Но это уже были лишние страхи, обывательский треп – упрек еще могучему, хотя и начавшему ветшать нашему Северному военному флоту… Главное, что к моменту подачи трапа на Березовский причал между речными путешественниками был полный межнациональный раздрай.

История зафиксировала в то лето: сбора материалов, кроме покупки на базаре ведерка брусники кем-то из поэтов, других литературных встреч на Березовской земле не произошло! Но! Но проницательный и осведомленный в литературе читатель, думаю, без труда распознал наших славных героев.

Да, это были поэты Юван Шесталов и Булат Сулейманов.

Конечно, тут и мне приходится поменять «пластинку», поубавить ёрничества, иронии, без которых порой в нашем «безнадежном» литературном деле, никуда не деться!