В час, когда взойдет луна

Людей, окружающего мира, движений, решений… Да, с той ночи. Когда улица, на которой она жила, вдруг вывернулась наизнанку и захотела проглотить её. С тех самых пор. Потому что предать могло что угодно. А сейчас она — странное дело — уже не чувствовала, а знала, что предательства можно ждать отовсюду, но жила с этим спокойно. От людей действительно нельзя требовать слишком многого. Они — дети. Они гоняются за дорогими и блестящими игрушками: квартира, машина, мебель, мультиканальный терминал… Ей вспоминался весенний танец бабочек над водой — и невеселый смысл этого танца: спариться, отложить яички и умереть. У некоторых бабочек даже нет пищеварительной системы. Но все же их танец легок и прекрасен. Но все же человеческая жизнь хороша сама по себе, пусть она и уходит на ерунду.

Пинна вернулась на озеро. Три дня Волкова не было — и она знала, почему: он ездил с президентом на какие-то переговоры в Брюссель. Без него на озере было… не так.

На четвертый день, в обед, он появился.

Нет. Не будет камешков.

— Зачем вы это сделали?

— Я ровным счетом ничего не сделал. Слово чести. Это вы сами.

— Я… — Пинна вдруг поняла, что сказать «не верю» она не может.

— Я «подтолкнул» вас там в кафе, в самый первый раз. Убрал панику. Вы могли просто задохнуться. И все.

— Но теперь… мне… интересно только с вами.

— Очень жаль, Инна Сергеевна. Потому что вы мне можете быть интересны только в одном качестве. И разве вы не заметили мира вокруг?

— Я… я заметила. Этого недостаточно.

— Почему? Ну вот объясните мне, почему. Он ведь хорош. Для меня, — он посмотрел на Пинну в упор, и её опять обдало эхом, только в этот раз она не поняла, каким. Просто сильная эмоция и все. — Он настолько хорош, что я стал тем, чем стал, чтобы жить в нем на своих условиях. Вы можете — я это просто вижу. Почему вы не хотите?

— Потому что я… не могу на ваших условиях… так, чтобы сделать их своими. И на своих — не могу. Вы же не повернете так, чтобы вас не было. Вы отпустите меня — и возьмете кого-то ещё. Зачем мне…?

— Таких людей, как вы, я не беру против их воли. А тех, кого беру, не будет жалко даже вам. И если вас не устраивает положение вещей — отчего не попробовать изменить его? В подполье живут не очень долго, но живут.

— Я… не умею драться. И не хочу прятаться.

— А научиться? Измениться. Стать. Захотеть.

— Мне тридцать семь лет, Аркадий Петрович. Я боялась мужчин, боялась детей… поэтому я одинока. Я… нравлюсь себе такой, какая есть. Я не хочу учиться причинять боль. Не хочу менять это в себе. А научусь прятаться — снова стану бояться. Зачем?

— В жизни есть множество вещей, кроме страха.

— Это не страх. Мне хорошо с вами.

Треск разорванной ткани, бесстыдная мгла.
В обнаженной нирване схлестнулись тела.
Шорох кожистых крыл — нас баюкают ангелы ночи.
Диким хмелем обвейся и стыло смотри,
как звезда эдельвейса раскрылась внутри,
как вибрирует в плеске соития мой позвоночник.
Хрип дыхания слушай, забудь про шаги на дороге.
Там пришли за тобой — только это до времени ждет.
Ты нагая взойдешь на разбитые черные дроги,
и безумный возница оскалит ликующий рот…

Он, видимо, заметил, что его слышно, и остановился. Теперь перед ней снова было пустое место, словно в картине вырезали силуэт — ни деревья, ни вода не ощущались сквозь него.

— Вы сказали, — заторопилась Пинна, — что я интересна вам только в одном качестве. Ну что же, пускай. Но хоть как-нибудь. Я хочу быть вам интересной. Вы подарили мне жизнь. Какой она должна быть. Но без вас — я не хочу.

— Это все говорят. Я тоже говорил. — Волков улыбнулся. — Я влюбился в первый раз уже после того как. Но трагической истории не вышло — к счастью, Антон Мануйлович успел перехватить меня раньше. И очень доходчиво объяснить мне, что я собираюсь сделать.

— Я не понимаю, чего вы хотите. Вы говорите, что берете только тех, кто пришел к вам добровольно. Вот я. Я люблю вас. Знаю, что у нас ничего не получится. И хочу отдать вам только то одно, что вам от меня нужно. Почему вы не берете?

«Не получается. Не идет. Не умею. Вот этим, в частности, — подумал Волков, — я и отличаюсь от Него. Мы с Ним как люди и старшие. Я не могу, а Он, большей частью, не хочет».

— Потому что это я могу найти где угодно. А вы красивы, Инна Сергеевна. Вы красивы и я хочу — вы спрашиваете меня, чего я хочу? — я хочу, чтобы вы жили. Без кокона.