В блистательной заводи строк. Книга стихии стихов

Давай – с руки прикорм,
давай – лететь не глядя
на медный звук валторн
и горечь междурядий.

Давай одним узлом
цветы и звуки свяжем,
а то, что в них – излом,
мы никому не скажем.

Зачем нам нужен срок
на то, чтоб губы лилий
раскрасили восток —
застывшие в синили?

И наискось от глаз,
и наискось от прядей
давай лететь смеясь,
друг в друге растворяясь.

За то, что ноты – дух, —
цветущие на грядах
души, —
мы будем рядом
в ноктюрне, милый друг.

2001

С ветром

Целуй бутоны губ
и глазки виноградин;
сминай их, —
                    бога ради! —
засасываясь вглубь;
без удержу лепись
к кудряво-глупым прядям,
нелепицами радуй
и соблазняй их:
                              в высь!
Нарёкшись грозно:
                    смерч,
жди выкрика:
                    «украден!»
…и всё же, —
                    бога ради! —
гласи,
          но не перечь.
А и'наче цветы
и винограда листья
засохнут и повиснут.
И: с кем, забавник, ты?

2001

«Плодоношение; о, ощущение!..»

Плодоношение; о, ощущение! —
о, порошение
                    спелых садов;
произношение:
                    о, подношение! —
здравица здравниц здоровых плодов.

Сочные помыслы;
                    мне ли примысливать,
мне ли радеть
                    о тональности груш,
яблок, черешен,
                    их чрев
                              древовисности;
«К тётке! В Саратов!»
                              В сермяжную глушь!

В темени семечка
                    плод замытаренный,
тенью пустенькою
                              пущенный в пыль…
Фрукты созрели!
                    В корзину их!
                              В тару их!
Спело и смело!
                    А гниль? —
                              так в бутыль!

Плодоношение! —
                    праздник взаправдашний,
важен натужливый —
                              с дерева —
                              «шпок!» —
пиршество шалое
                              тем и оправдано,
что в этой
                              зримости
                              зрелости Бог.

2001

«Над Скрябиным летали мотыли…»

Над Скрябиным летали мотыли,
дрожали пальцы во мгновенье чудном.
Стоял июнь.
          И в зале малолюдном
на клавиши был звуков ливень лит.

Ссыпали розы плавно лепестки
на пол паркетный,
                    на рояль,
                              и кожей
всей чувствовалось, что уже он сложен —
аккорд всевластный
                              ищущей руки.

Несократимы были времена,
но – звук сиятелен,
                              но – реющий, несомый,
был упоителен начальностью,
                              и словно
вселенностью, что в нотах
                              создана.

Накрыты залом, бились мотыли
неисчислимо, жертвенно
                              и кучно,
но плыл аккорд высокий
                              и отзвучный,
и розы влажные
                    в нём истово
                              цвели.

2001

Ирис

I

Ирис ревнительно-выразительный,
ирис – сиреневый маловер;
как упоителен, как восхитителен
стебель стрелы,
                    посылаемой вверх.

В предвосхищенье твоей анемичности
в ломкой тенистости куполок
залиловеет чудно и панически
в давешнем парке…
                    в блистании строк…

2001

II

Понять уже невмочь,
                    невстерп,
                              но – силясь:
угрюмых строк заснеженный острог
стрелой пробил
                    сиятелен и строг
лазоревый цветок,
                    капризный ирис.

2001

III

Сойти с ума,
                    строкой исправив завязь
талантливо проросшего цветка.
Садовника умелая рука
одна
          во мне
                    могла его оставить…

1997–2001

«В крови безмолвствует кагор…»