Генерал армии Штерн был среди тех передовых частей РККА, которые сходу взяли Иерусалим. Сопротивление турецкой армии? Не смешите меня! Это британцы могли бы жаловаться на то, что турки их бьют и как-то сопротивляются. После вступления Советского Союза в войну с Османской империей, вопрос был практически решен. Наиболее боеспособные части турецкой армии успешно выдавливали британские войска из зоны Суэцкого канала. Самое большое сопротивление РККА турецкие войска оказали на Кавказе. Но Баграмян, командовавший Закавказским фронтом, действовал в тесном взаимодействии с Экспедиционной армейской группой в Иране, откуда был нанесен сильный удар во фланг и тыл 3-ей османской армии, оборонявшей Кавказ. В составе Закавказского фронта отличились 1-й и 2-й армянские корпуса, отряды Курдской Освободительной армии, дивизия ассирийцев. Вскоре от турецких частей были освобождены большая часть Великой Армении, Курдистана, места компактного проживания ассирийцев, которых далеко не всех турки вырезали вместе с армянами во время геноцида 1915 года[45]. Армейская группа Штерна была сконцентрирована на севере Ирана, в районе городов Ахваз – Абадан, откуда 20 сентября начала свой беспримерный, почти двухтысячекилометровый марш из района Персидского залива до берегов Средиземного моря. Наверное, этот марш можно было бы сравнить только с походом Александра Македонского против Персидской империи. Но сейчас в поход ушли части РККА, в составе которых были пять еврейских корпусов[46], в основном, составленных из тех переселенцев, которые СССР приняли в сороковом году. Это были репатрианты из Европы, Польши, Венгрии, Чехословакии, Германии, которых нацистская Германия предпочла выдавить в СССР. Позже были приняты евреи и из Франции, хотя и не в таком же количестве. И вот, через два месяца с боями части РККА вошли в Иерусалим.
Дверца броневика со скрипом отворилась. Из недр машины вылез моложавый генерал армии (это звание получил по итогам первого года войны, когда его командование фронтом было высоко оценено руководством), которому совсем недавно исполнилось сорок три года. Григорий Михайлович Штерн был грузноват, в последние годы набрал слишком много солидности, после ранения немного похудел, но в привычный для себя вес вернулся достаточно быстро. Тут, в жаркой пустыне, вес ему здорово мешал, намного больше, чем турецкие или арабские бандиты, которых ему приходилось разгонять по ходу беспримерного марша. Утром получил телеграмму: «Поздравляю с советским блицкригом! Сталин». Действительно, пройти всей этой армадой такое расстояние, не потерять технику, это надо было суметь! И он сумел. Не более 15 % выбывшей по техническим причинам техники!
Григорий Михайлович направился к Стене Плача. У Стены обнимались и плакали бойцы Второй Еврейской десантно-штурмовой бригады, которые первыми поднялись на Храмовую гору, освободив центральную часть Города. Увидев своего командующего, бойцы и командиры молча расступались, давая ему пройти к Стене. Генерал смотрел на эти камни, выбеленные временем, камни, которые слушали сотни поколений его народа, камни, которые ждали, когда они, наконец-то вернуться. И вот они вернулись! Когда-то, в далеком 1917-м году еврейский легион помог освободить Иерусалим от османов, но тогда Британская империя, перехватив управление Палестиной обмануло чаяния еврейского народа, никакого им государства! И вот сейчас был единственный шанс, шанс народа обрести свою землю! Григорий прикоснулся к камням, ну что такое, обычные камни, но его как будто током ударило! На несколько секунд он застыл соляным столбом, не в силах пошевелиться. Но вот чуть отпустило… Штерн немного подумал, вытащил блокнотик, черкнул на нем три слова и вложил вырванный и аккуратно сложенный листок в небольшую щель в Стене. В уме он произнес короткую молитву, ту, что учила его мама, ту, что часто повторял отец.
Как только генерал отошел от стены, как крепкие руки бойцов подхватили его и стали качать. А еще через несколько минут он оказался у небольшого постамента – грубого камня, как будто специально установленного для того, чтобы толкнуть оттуда речь. «А почему бы и не сейчас? Момент более чем подходящий» – подумал Григорий Михайлович. Поднял руку. На площади у Стены плача все мгновенно затихло!