В августе 41-го. Когда горела броня

К счастью, его бойцы наконец справились с оцепенением и открыли бешеную пальбу. В течение нескольких секунд все было кончено — огонь двух ППД и нескольких самозарядных винтовок не оставил немцам ни единого шанса. Единственным уцелевшим оказался пулеметчик, которого оглушил прикладом тот самый парень, что первым ворвался в сарай. Прежде чем разведчики успели подсчитать трофеи и оказать помощь двум своим раненым товарищам, со двора донесся шум мотора и лязг гусениц — к сараю приближался танк. Бойцы переглянулись, на их лицах явно читалась одна и та же мысль: «Сейчас нас пойдут давить, что им из своей коробки видно?» Следы работы «тридцатьчетверки» они разглядели в деталях несколько минут назад, и оказаться намотанным на гусеницы своего же танка не хотелось никому. Понимая, что еще несколько секунд, и танкисты вполне могут протаранить второй сарай, Гольдберг выскочил наружу, размахивая руками. Машина остановилась буквально в нескольких метрах от него, люк механика-водителя открылся, и оттуда высунулся совсем молодой парнишка с перемазанным грязью лицом. Прежде чем Валентин Иосифович успел раскрыть рот, парень принялся ругать его последними словами, составляя из них замысловатые комбинации и удивительные по силе предложения. Комиссар опешил, но, приглядевшись, по нездоровому блеску глаз понял, что водитель слегка не в себе.

Открылся люк башни и оттуда вылез командир роты, старший лейтенант Петров. Гольдберг быстро поделился с танкистом своими соображениями о том, что им делать дальше. Продолжать наступление в глубь поселка одним танком и отделением пехоты было бы безумием, поэтому комиссар и комроты решили занять оборону возле сараев и удерживаться до подхода батальона, тем более что тому оставалось пройти всего ничего. Танк встал за сараем так, чтобы перекрывать огнем площадку за сараями и сады, разведчики засели в развалинах. Петров особо попросил комиссара приглядывать за кормой машины и не подпускать к ним «охотников» с минами и бензином.

Немцы контратаковали почти сразу же. На сараи обрушился град мин, между березами замелькали серые фигуры, но хуже всего был плотный пулеметный огонь, буквально прижавший красноармейцев к земле. Стреляли с крыши трехэтажного здания, что стояло за садами в глубине поселка. До войны, наверное, там была школа, а теперь оттуда били станковые пулеметы, не давая поднять головы, и под прикрытием этого огня немцы, почти не пригибаясь, бежали вперед. Гольдберг бессильно выругался — еще несколько секунд, и гитлеровцы подойдут на бросок гранаты, и тогда все будет кончено. Рев мотора оглушил комиссара, гусеницы залязгали, затем смолкли, и почти сразу резко и звонко ударила танковая пушка. Частая и гулкая дробь пулеметов оборвалась, и Валентин Иосифович осторожно высунулся из-за кучи кирпичей. Над крышей здания поднимался дым, какие-то обломки, кувыркаясь, падали за деревья. Но любоваться на это не было времени — немцы уже перепрыгивали через невысокую ограду.

— Огонь! Огонь! Не лежать, убьют! — надсаживаясь, крикнул политработник и одну за другой метнул в немцев все три остававшиеся у него гранаты.

И тут же, словно ждал этой команды, ожил «Дегтярев», проведя ровную, в полдиска строчку по доскам забора. Несколько фашистов упали, другие залегли и открыли яростную стрельбу, но с десяток самых отчаянных продолжали бежать вперед. Двое из них тащили за рукоятки какие-то плоские, величиной с большой поднос, круглые штуковины. Гольдберг похолодел — немцы несли мины, чтобы подорвать танк. У него не осталось даже гранат, только наган, то ли с тремя, то ли с четырьмя патронами в барабане. Липкий страх сковал руки, не давая пошевелиться, комиссар всхлипнул и заставил себя встать. Голова была пустой и легкой. Отстраненно, словно все это происходило не с ним, Гольдберг прикинул, скольких он успеет застрелить, и, пошатываясь, бросился к танку. Добежав до машины, он пригнулся и выглянул из-за гусеницы. Немцы были метрах в двадцати, и комиссар сорвал заляпанные потом и пылью очки. Уперев локоть в железо, Валентин Иосифович прицелился в расплывающиеся серые фигуры и плавно нажал на спуск, но вместо сухого выстрела «нагана» по ушам ударила короткая очередь ППД. Гольдберг обернулся и с невероятным, расслабляющим облегчением понял, что он не один.