Читаем В Афганистане, в «Черном тюльпане» полностью

Все повернулись к Осеневу. Он смутился, спрятал руку за спину, покраснел.

— Так точно, товарищ лейтенант!

— Та-а-а-к… — протянул Шкловский. — Такая, значит, позиция. Примиренческая. И нашим — здрасте, и вашим — пожалуйста… Прекра-асно… Защищаем средневековые пережитки. Замеча-ательно! Этого и следовало ожидать. Вот оно! Я всегда это говорил. И повторяю, — Шкловский повел вокруг ненавидящим взглядом. — Если есть вакуум воспитательной работы, нет политинформаций и партсобраний, то сознание немедленно заполняется всякой дурью. Об этом говорил еще Ленин. Ну-у… Мы еще вернемся к этому вопросу. Обязательно вернемся. В самое ближайшее время… Мы еще встретимся и с вами, рядовой Осенев, и с вами, товарищ лейтенант. Ждите вызова в политотдел. Всем вам вправим мозги на место. Вам придется круто изменить свои взгляды…

Шкловский резко развернулся через плечо, словно на строевом плацу, коротко кивнул Богунову:

— За мной!

И пошел впереди всех, аккуратно переставляя ноги через каменистые пороги.

<p>23</p>

Тихий ропот поднялся за спиной Шульгина.

— Вот же привязался…

— Прицепился тоже…

— Взбеленился совсем…

— Крест ему помешал…

Матиевский сплюнул под ноги:

— Моя бабушка говорит, что крест мешает только бесам…

— Вот именно, — подтвердил кто-то.

— И чем его наша рота не устраивает, — махнул кулаком Матиевский. — Воюем мы, кажется, не хуже других. Дай Бог так каждому. От «духов» не бегаем. Пулям не кланяемся. Надо взять высоту, пожалуйста. Вот вам высота на ладошке! Надо прикрыть отход полка, пожалуйста. Прикроем, драпайте… Надо отбить от «духов» колонну, — Матиевский крутанул локтем, — отобьем с печенками. Лучшая рота в полку! Что еще надо! Вцепился он в нас, как клещ…

— Ладно, — вздохнул Шульгин. — Хватит болтать.

— Так жалко же, — затянул Матиевский.

— Обойдемся без жалельщиков, — хмыкнул Шульгин. — Ты что, меня жалеешь? Осенева жалеешь? Хватит обсуждать командование. В армии это не полагается. Вот приеду к тебе в гости домой, тогда можешь крестить эту бестолковщину матюками… А в строю, дорогой мой, извольте молчать…

— Есть, товарищ лейтенант, — козырнул Матиевский и ухмыльнулся. — Насчет гостей намек понял. Буду ждать вас дома с нетерпением.

Шульгин обернулся на оставшихся людей.

— Приготовиться к движению. Собрать вещмешки. Оправиться. Как только вернется группа Богунова всем строиться в походном порядке.

Солдаты зашевелились. Загремели банками в вещмешках. Заплескалась вода во флягах. Защелкали патроны в снаряжаемых магазинах. Показались из дульных срезов скрученные жгуты промасленных бинтов.

Мимо Шульгина прошел угрюмый Касымов, поглядывая вокруг враждебным колючим взглядом. Касымов прошел близко, обиженно дыша и едко сплевывая под ноги желтой от табака слюной. На одном плече висел туго набитый вещевой мешок, самый объемный во всей их рейдовой роте. Касымов направился к отхожему месту, откуда недавно вынырнул Шкловский. Скрылся от всех за черными зубцами камней.

Матиевский с Шульгиным присели на камни. Привычно откинулись на вещевые мешки. Затянулись сигаретным дымком, Матиевский — едким жгущим глаза солдатским «Памиром», который здесь в шутку называли «Покурил и помер», Шульгин — ароматными ростовскими сигаретами «Наша марка», купленными на офицерское жалование в полковой лавке.

— Все, последний перекур, — заметил Шульгин, — как только вернется сопровождение из шестой роты, поднимаем людей. Продолжим войну, как по расписанию.

Шульгин прикрыл глаза.

— И чтобы в строю без разговоров… Отдыхайте лучше…

И Шульгин продемонстрировал удивительную способность мгновенно погружаться в безмятежный сон.

Сошли со лба морщины.

В недосказанной фразе замерли уголки губ.

Провалились тени под закрытыми веками.

Но только ненадолго застыли ресницы, и щека упокоилась на складках бушлата. Глаза Шульгина внезапно раскрылись. Он приподнялся, потер занемевшую шею.

— А вот и сопровождение. Легки ребята на помине…

Над колючим хворостом прошлогодней травы показалась помятая ушанка сержанта Богунова:

— Действуй строго по уставу, завоюешь честь и славу, — чеканил Богунов ядовитым голосом. — Представляете, товарищ лейтенант. Дожил. Мне только что вежливо предложили стать стукачом.

Богунов сжал квадратные кулаки.

— Сказали, что долг младшего командира докладывать о ненормальных явлениях в роте… Строго конфи-иде-енциально, тьфу-у-у… Не вышепчешь…

Богунов покачал головой:

— Ценная информация в обмен на досрочное увольнение… Нет, вы представляете?!

Матиевский покачал пальцем:

— Ну-у, и-и?..

— Чего, ну и?..

— Соглашение состоялось? Будем прощаться с уезжающим дембелем? Присядем на дорожку? А-а-а?

— Ах, ты, гад, — вскипел Богунов, — чтобы я продался…

— Тише, — поморщился Шульгин. — Не время трепаться. Поднимайте людей. Выступаем. Пять минут на сборы.

— Всем оправиться, подготовиться к выходу, — крикнул Богунов группе, и дымок перехваченной у Матиевского сигареты толчками взвился из его открытого рта. — И все за собой собрать, орлы. После себя ничего не оставлять, особенно боеприпасы. А то попадаются всякие раззявы, теряющие магазины с патронами и даже гранаты.

Перейти на страницу:

Все книги серии Горячие точки. Документальная проза

56-я ОДШБ уходит в горы. Боевой формуляр в/ч 44585
56-я ОДШБ уходит в горы. Боевой формуляр в/ч 44585

Вещь трогает до слез. Равиль Бикбаев сумел рассказать о пережитом столь искренне, с такой сердечной болью, что не откликнуться на запечатленное им невозможно. Это еще один взгляд на Афганскую войну, возможно, самый откровенный, направленный на безвинных жертв, исполнителей чьего-то дурного приказа, – на солдат, подчас первогодок, брошенных почти сразу после призыва на передовую, во враждебные, раскаленные афганские горы.Автор служил в составе десантно-штурмовой бригады, а десантникам доставалось самое трудное… Бикбаев не скупится на эмоции, сообщает подробности разнообразного характера, показывает специфику образа мыслей отчаянных парней-десантников.Преодолевая неустроенность быта, унижения дедовщины, принимая участие в боевых операциях, в засадах, в рейдах, герой-рассказчик мужает, взрослеет, мудреет, превращается из раздолбая в отца-командира, берет на себя ответственность за жизни ребят доверенного ему взвода. Зрелый человек, спустя десятилетия после ухода из Афганистана автор признается: «Афганцы! Вы сумели выстоять против советской, самой лучшей армии в мире… Такой народ нельзя не уважать…»

Равиль Нагимович Бикбаев

Военная документалистика и аналитика / Проза / Военная проза / Современная проза
В Афганистане, в «Черном тюльпане»
В Афганистане, в «Черном тюльпане»

Васильев Геннадий Евгеньевич, ветеран Афганистана, замполит 5-й мотострелковой роты 860-го ОМСП г. Файзабад (1983–1985). Принимал участие в рейдах, засадах, десантах, сопровождении колонн, выходил с минных полей, выносил раненых с поля боя…Его пронзительное произведение продолжает серию издательства, посвященную горячим точкам. Как и все предыдущие авторы-афганцы, Васильев написал книгу, основанную на лично пережитом в Афганистане. Возможно, вещь не является стопроцентной документальной прозой, что-то домыслено, что-то несет личностное отношение автора, а все мы живые люди со своим видением и переживаниями. Но! Это никак не умаляет ценности, а, наоборот, добавляет красок книге, которая ярко, правдиво и достоверно описывает события, происходящие в горах Файзабада.Автор пишет образно, описания его зрелищны, повороты сюжета нестандартны. Помимо военной темы здесь присутствует гуманизм и добросердечие, любовь и предательство… На войне как на войне!

Геннадий Евгеньевич Васильев

Детективы / Военная документалистика и аналитика / Военная история / Проза / Спецслужбы / Cпецслужбы

Похожие книги