В

Однажды ночью 60-я эскадра, состоявшая из двух авианосцев, трех-четырех других тяжелых кораблей и дюжины эсминцев сопровождения, включая «Эшафот», шла под полными парами в нескольких сотнях миль к востоку от Гибралтара. Было часа два ночи, видимость полная, звезды пышно и знойно цвели над черным, словно смоль, Средиземным морем. На радарах — никаких приближающихся целей; после дневной вахты все крепко спят; впередсмотрящие, чтобы не заснуть, сами себе рассказывают морские истории. Такая вот ночь. Вдруг все телетайпные аппараты оперативной группы стали отзванивать: динь, динь, динь, динь, динь. Пять звонков, или ВСПЫШКА, предварительный сигнал — "возможно, обнаружены вражескими силами". Дело было в 55-м году — более или менее мирное время, но всем капитанам пришлось вскакивать с постелей, подавать сигнал общей тревоги и выполнять программу рассредоточения. Никто не знал, что происходит. К тому времени, когда телетайпы вновь застрочили, формирование уже успело рассеяться по участку в пару сотен квадратных миль, а большая часть экипажей столпилась в тесных радиорубках. Аппараты застрочили.

— Послание гласит… — Телетайписты и офицеры связи в напряжении склонились над аппаратами, думая о русских торпедах — злых и барракудоподобных.

"Вспышка". — Да-да, думали они: пять звонков, «Вспышка». Ну давай же!

Пауза. Наконец аппараты вновь застучали.

"ЗЕЛЕНАЯ ДВЕРЬ. Однажды ночью Долорес, Вероника, Жюстина, Шарон, Синди, Лу, Джеральдина и Ирвинг решили устроить оргию…" Далее на четырех с половиной футах телетайпной ленты описывались от лица Ирвинга функциональные воплощения этого решения для каждого из участников.

Свина почему-то так и не застукали. Возможно потому, что в этом деле принимала участие добрая половина эшафотовской радиокоманды вместе с Нупом офицером связи, выпускником Аннаполиса, — и они заперли дверь в радиорубку, как только прозвучал сигнал общей тревоги.

Вскоре это стало даже модным. На следующую ночь сразу после объявления полной боевой готовности из телетайпов вышла ИСТОРИЯ СОБАКИ с участием сенбернара Фидо и двух женщин-офицеров. Свин в это время стоял на вахте, и его приверженец Нуп лишний раз убедился в его определенном писательском мастерстве. Затем последовал ряд других шедевров, передаваемых по тревоге: ВПЕРВЫЕ С БАБОЙ, ПОЧЕМУ НАШ СТАРПОМ ГОЛУБОЙ? СЧАСТЛИВЧИК ПЬЕР СХОДИТ С УМА. К тому времени, когда «Эшафот» достиг Неаполя — первого порта назначения, — Свин создал уже дюжину рассказов и аккуратно собрал их под литерой "ј".

Но рано или поздно за грехами следует возмездие. Черные дни для Свина наступили между Барселоной и Канном. Однажды ночью, отправив все послания, он заснул, стоя прямо у дверей каюты старпома. И корабль выбрал именно тот момент, чтобы сделать крен десять градусов на левый борт. Подобно трупу, Свин ввалился в каюту до смерти перепуганного старлея.

— Бодайн! — закричал ошеломленный старпом. — Ты что, спишь? — Но в ответ прозвучало лишь похрапывание Свина, лежавшего среди разбросанных ответов на спецзапросы. Его сослали на камбуз. В первый же день он заснул на раздаче, приведя в полную несъедобность целый бачок пюре. Поэтому в следующий раз его поставили разливать приготовленный коком Потамосом суп все равно несъедобный. Очевидно, свиновские колени развили любопытную способность не сгибаться: если бы «Эшафот» плыл на ровном киле, то Свин смог бы спать стоя. Он стал медицинским курьезом. Когда корабль вернулся в Штаты, Свина направили на обследование в портсмутский военно-морской госпиталь. По возвращении на «Эшафот» его определили в палубную команду некоего Папаши Хода, помощника боцмана. Не прошло и двух дней, как Папаша ужасно достал Свина, и конфликты между ними приняли хроническую форму.

Во время рассказа по радио звучала песня о Дейви Крокетте, выводившая Винсома из себя. Это был пик моды 56-го года на енотохвостые шляпы. Везде, куда ни кинь, шлялись миллионы детей с этими пушистыми фрейдо-гермафродитскими символами на головах. Получили широкое распространение нелепые легенды о Крокетте, впрямую противоречившие историям, услышанным Руни, когда мальчиком он жил в горах Теннесси. Этот человек — завшивевший алкаш-сквернослов, продажный судья и самый заурядный поселенец — выставлялся теперь для американской молодежи в виде величественного и стройного образца англо-саксонского превосходства. Он вырос в героя, которого могла бы создать Мафия, очнувшись от особо безумного эротического сна. Эта песня сама просилась на то, чтобы ее спародировали. Винсом положил в ее основу собственную автобиографию в рифме АААА и спел под незамысловатую прогрессию из трех (можете сами сосчитать) аккордов:

Родился он в Дерхаме в двадцать третьем году.

Его папаша смылся, оставив мать одну.

Когда он был мальчишкой, видел, как в саду

Народ линчует нигеров прямо на ходу.

[Припев]: Руни, Руни Винсом, король танца деки-данс.

Потом из него вырос настоящий ковбой.

Все знали: он понравится невесте любой.

Он шел гулять по шпалам, брал монетку с собой

Бросать на счастье в паровоз с дымящейся трубой.