В

Но упрямый член не опускался. Шея Профейна стала нагреваться и розоветь. Приемщица — стройная девушка, у которой, казалось, абсолютно все было подтянуто: белье, чулки, связки, сухожилия, рот — настоящая заводная кукла, — ловко двигалась между столами и, словно автомат для сдачи карт, раскладывала бланки. Шесть инспекторов, — сосчитал он. — Шесть к одному, что мое заявление попало к ней. Как русская рулетка. Ну почему так? Неужели она может уничтожить его? — она, такая с виду хрупкая, такая нежная, с такими породистыми ножками? Опустив голову, она изучала собранные заявления. Затем подняла голову, и он увидел ее глаза. Они оба бросили взгляд на одно и то же место.

— Профейн, — объявила она и немного нахмурилась.

О Боже, — пронеслось у него в голове. — Заряженный барабан. Везение шлемиля, который по всем правилам должен проиграть. Русская рулетка — лишь одно из названий игры, — тяжело вздохнул он про себя, — и подумать только кому повезло: мне, да еще со стоящим членом. Она снова назвала его имя. Пошатываясь, он встал со стула с «Таймс» на паху, согнулся под углом сто двадцать градусов, обошел заграждение и приблизился к столику. РЭЙЧЕЛ АУЛГЛАС, — гласила табличка.

Он быстро сел. Она закурила сигарету, воровато изучая верхнюю часть его туловища.

— Ты почти вовремя, — сказала она.

Он нервно рылся в кармане в поисках курева. Она поддела ноготком спичечный коробок, а он уже чувствовал, как этот ноготок гладит его спину, готовый бешено вонзиться в него, когда она кончит.

А кончала ли она когда-нибудь? Они уже лежат в постели; он не мог видеть больше ничего, кроме нового импровизированного сна наяву, в котором было лишь это печальное лицо с переполненными сиянием штрих-прорезями прищуренных глаз, оно медленно начинало каменеть и бледнеть под ним, под его тенью. Боже, она овладела им.

Как ни странно, но припухлость на штанах стала спадать, а кожа на шее бледнеть. Любой независимый или неисправный йо-йо должен чувствовать то же самое, когда после некоторого периода неподвижности он начинает кружиться и падать, — и вдруг другой конец его шнура-пуповины держит рука, из которой не вырваться. Рука, из которой не хочется вырываться. И теперь йо-йо знает: его простой механизм больше не будет страдать от симптомов бесполезности, одиночества, бесцельности, поскольку теперь у него есть отмеченная дорожка, неподвластная контролю. Вот каким было бы это чувство, если бы существовали такие вещи, как одушевленные йо-йо. Будучи готовым к тому, что подобное отклонение от нормы может-таки возникнуть, Профейн чувствовал себя самым подходящим для этого субъектом, и сейчас, под ее взглядом, он засомневался в собственной одушевленности.

— Как насчет работы ночным сторожем? — наконец произнесла она. "Кого сторожить? Тебя?" — чуть не спросил он.

— Где? — Она назвала адрес — где-то на Мэйдн-лейн.

— Ассоциация антроисследований. — Он в жизни не смог бы так быстро произнести это название. На обратной стороне карточки она нацарапала адрес и имя — Оле Бергомаск. — По поводу работы — к нему. — Она протянула ему карточку, слегка коснувшись его кожи кончиками ногтей. — Разузнай и возвращайся. Бергомаск сразу все скажет, он не любит терять время. Если ничего не получится, подыщем что-нибудь другое.

В дверях он обернулся. Это был зевок или воздушный поцелуй?

II

Винсом рано освободился на работе. В квартире он застал свою жену Мафию, сидевшую на полу вместе со Свином Бодайном. Они потягивали пиво и обсуждали ее Теорию. Мафия сидела, скрестив ноги, туго обтянутые бермудами. Плененный Свин не спускал глаз с ее промежности. "Этот малый меня раздражает", — подумал Винсом. Он взял себе пива и сел рядом. От нечего делать он принялся размышлять — давала ли Мафия Свину? Но это всегда было трудным делом — сказать, кому и что она дает.

О Свине Бодайне ходила одна любопытная история, услышанная Винсомом от самого Свина. Винсом знал, что Свин подумывает о карьере порнозвезды. На лице у того иногда появлялась порочная улыбочка, будто он просматривает, или даже, может, сам производит кино-непристойности — катушку за катушкой. Подволоки радиорубки «Эшафота», свиновского корабля, были битком набиты текстами, составлявшими платную библиотеку Свина, которая пополнялась на средиземноморских маршрутах и выдавалась членам экипажа по десять центов за книжку. Эта коллекция была достаточно непотребной, чтобы сделать Свина Бодайна притчей во языцех и заслужить ему на всю эскадру славу морального разложенца. Но никто и не подозревал, что наряду с талантом библиотекаря Свин обладает еще и творческими способностями.