В

Наконец раздался стук в дверь. Должно быть, Майстраль. Быстро пробежал глазами по комнате, проверив — не осталось ли бумаг, другого компромата. Затем — к двери, впустить судосборщика, походившего, судя по описаниям, на чахлый дуб. За дверью стоял Майстраль — не агрессивный и не почтительный, а просто такой как есть — седеющие волосы, взъерошенные усы. Нервный тик в верхней губе заставлял тревожно трепетать застрявшие в них крошки пищи.

— Он происходит из знатной семьи, — печально сознался однажды Мехемет. Стенсил попался на удочку, спросив — из какой. — Делла Торре, — ответил Мехемет. Delatore, доносчик.

— Как рабочие доков? — спросил Стенсил.

— Они нападут на "Кроникл." — (Конфликт возник во время забастовки 1917 года; газета опубликовала письмо, осуждавшее забастовку, но не предоставила слово противной стороне.) — Пару минут назад закончился митинг, — Майстраль кратко обрисовал ситуацию. Стенсил знал о причинах недовольства. Рабочие из Англии получали колониальное жалованье, а местные докеры — обычную зарплату. Большинство хотело эмигрировать, прослышав про восторженные сообщения Мальтийской трудовой бригады и других групп, работавших заграницей, о более высоких заработках за рубежом. Но прошел слух, будто правительство отказывает в выдаче паспортов, пытаясь удержать рабочих на случай, если они понадобятся в будущем. — Какова альтернатива эмиграции? — Майстраль ответил уклончиво: — Пока шла война, число рабочих в Доках утроилось. Сейчас, когда Перемирие заключено, их стали увольнять. За пределами Доков число рабочих мест ограничено. Всем не прокормиться.

Стенсил хотел спросить: "Если вы им сочувствуете, то почему на них доносите?" Он пользовался осведомителями, как ремесленник — инструментами, и никогда не пытался понять их мотивы. Обычно, полагал он, ими движет личная обида или жажда мщения. Но ему доводилось видеть осведомителей, раздираемых противоречиями, — преданных той или иной программе и все же способствующих ее поражению. Пойдет ли Майстраль в первых рядах на штурм "Дэйли Молта Кроникл"? Стенсил хотел спросить, но ему это неподобало. Его это не касалось.

Майстраль сообщил ему, все, что знал, и ушел, бесстрастный как и прежде. Стенсил закурил трубку, бросил взгляд на карту Валетты и уже через пять минут энергично шагал по Страда Реале вслед за Майстралем. Естественная предосторожность. Ведь действовали некоторые двойные стандарты — согласно принципу: "Если он работает на меня, то согласится работать и против".

Майстраль свернул налево, и, выйдя из света фонарей главной улицы, стал спускаться по Страда Стретта. Здесь начинался Дурной квартал; Стенсил без особого любопытства огляделся. Все по-прежнему. Какое извращенное представление о городах складывается у человека его профессии! Если из документов этого века сохранятся лишь дневники агентов министерства, то можно себе представить, сколь любопытную картину воссоздадут историки.

Массивные официальные здания с безликими фасадами, сеть улиц, с которых таинственным образом исчез простой люд. Стерильный административный мир, окруженный снаружи варварскими предместьями с извилистыми улочками, публичными домами, тавернами; освещены лишь рабочие углы проституток, подобные блесткам на старом, не к месту надетом бальном платье.

"Если у сего мира вообще есть политическая мораль, — написал однажды Стенсил в дневнике, — то она заключается в том, что мы, совершая дела века, пользуемся вопиюще неверным двойственным видением. Правые-левые, теплица-улица. Правые могут жить и работать изолированно, в теплице прошлого, а левые тем времнем вершат свои дела на улицах, манипулируя бесчинствующей толпой. И способны жить не иначе как мечтами о будущем.

А как же реальное настоящее — люди вне политики, некогда уважаемая золотая середина? Устарело; во всяком случае, они выпали из поля зрения. Западный край этой антитезы в недалеком будущем заполнится весьма, мягко выражаясь, враждебно настроенной чернью."

Страда Стретта, Тесная улица. Этот проход, казалось, специально задумывался, чтобы его заполонили толпы народа. Почти так оно и вышло: вечером сюда стекались матросы с «Эгмонта» и кораблей поменьше, моряки с греческих, итальянских, северо-африканских торговых судов, а также статисты — чистильщики обуви, сутенеры, торговцы сувенирами, сластями и порнографическими открытками. Топологические деформации этой улицы создавали у прохожего впечатление, будто он проходит сквозь вереницу мюзик-холловских сцен, отделенных одна от другой новым поворотом или спуском, каждая со своими декорациями и труппой, но с неизменным низменным шоу. Старый "мастер канкана" Стенсил чуствовал себя здесь как дома.

Но он с некоторым беспокойством стал замечать, что Майстраль все чаще пропадает в бурлящих впереди сине-белых волнах, и ускорил шаг, пробираясь сквозь плотнеющую толпу.