V.

Незаметно он вырос и слыл среди всех
Замечательным парнем, не чуждым утех,
И частенько на станции слышался смех,
Ибо доллар потратить – какой в этом грех?

Покорить Винстон-Салем затем он решил
И красотку одну там легко охмурил.
Но она залетела, а срок подкатил –
Так папашу кондрашка едва не хватил.

Слава Богу, большая война началась,
Руни смылся на фронт, веселясь и храбрясь.
Патриотом он был, но попал в свою часть
И узнал, что такое военная власть.

Офицеру за дело он рыло набил,
В репортеры за это разжалован был,
В симпатичном шато всю войну оттрубил,
А весь взвод на убой в город Токио плыл.

Ну а после войны форму хаки он снял
И винтовку «Гаран», разумеется, сдал,
Оказался в Нью-Йорке, работу искал,
Понапрасну шесть лет все гулял и гулял.

Поступил на работу в архив Эм-Си-Эй[166],
Пусть тоска, зато платят исправно, ей-ей.
После смены однажды он встретился с ней,
С этой куколкой, с Мафией, с крошкой своей.

А она поняла: из него выйдет толк,
И в постели он был, скажем так, молоток.
Он башку потерял, он размяк и потек, –
Вскоре свадьбу сыграли. Всем прочим – урок.

Совладельцем компании нынче он стал,
Гонорар и треть прибыли – вот капитал,
Плюс Теория вольной любви – идеал,
Какового с женою он не разделял.

(Припев:)

Руни, Руни Уинсам, деки-данса бог.

Хряка Бодайна свалил сон. В соседней комнате голая Мафия разглядывала себя в зеркало. «Паола, – думал Руни, – где же ты?» Она периодически куда-то исчезала на два-три дня, но куда – никто понятия не имел.

Может, Рэйчел замолвит за него словечко перед Паолой. Он понимал, что некоторые его представления о правилах поведения пришли из девятнадцатого века. Эта девушка оставалась для него загадкой. Она мало говорила и в последнее время приходила в «Ржавую ложку» лишь изредка – когда знала, что Хряк будет где-нибудь в другом месте. Хряк ее домогался. Оправдывая себя тем, что нарушение устава могло запятнать лишь офицеров (и морских тоже? – задумался Уинсам), Хряк наверняка представлял Паолу своей партнершей, когда мысленно прокручивал очередной порнографический фильм. Уинсам считал, что это естественно: девушка казалась податливой, отчего внушала садистские желания; вот она предстает во всевозможных облачениях, увешанная бездушными амулетами, и ее мучают, как на извращенческих картинках в каталоге Хряка, выкручивая ее нежные (так и хочется сказать – «девственные») конечности на потребу самым сальным вкусам. Права Рэйчел: Хряк – и, возможно, даже Паола – были не кем иным, как детьми деки-данса. Уинсаму, самопровозглашенному королю этого течения, оставалось лишь сожалеть о том, что он им стал. Он не понимал, как могло случиться, что все, включая его самого, внесли в дело деки-данса свою лепту.

Уинсам вошел в комнату Мафии в тот момент, когда она, наклонившись, снимала гольфы. «Ну прямо школьница», – подумал он. И с размаху шлепнул по ягодице, которая оказалась ближе; Мафия выпрямилась, обернулась, и он звезданул ее по лицу.

– Что это? – спросила она.

– Да так, – ответил Уинсам. – Для разнообразия. Одной рукой он сжал ее промежность, другой ухватил за волосы, поднял ее, будто жертву (хотя какая из нее жертва?), и не то потащил, не то швырнул на постель, где она так и осталась лежать в недоумении: калейдоскоп белой кожи, черных лобковых волосков, гольфов. Он расстегнул ширинку.

– Ты ничего не забыл? – спросила она робко и даже испуганно; ее откинутые волосы легли на тумбу для белья.

– Нет, – ответил Уинсам, – ничего.

III

Профейн вернулся в агентство «Пространство и Время» с убеждением, что Рэйчел всяко принесла ему удачу. Бергомаск взял его на работу.

– Прекрасно, – сказала она. – Он оплатит наши услуги, вы нам ничего не должны.

Рабочее время заканчивалось. Она стала наводить порядок на столе. И между делом предложила:

– Пойдем ко мне. Подождите меня у лифта.