V.

— Все, все. Уймись. Это от погоды. — Демивольт вскинул брови и отошел к давно остывшему камину. — Итак, как тебе известно, мы потеряли Фэйринга и можем потерять Мейстраля. — Он вкратце рассказал о визите Карлы.

— Священник…

— Как я и думал. И у нас больше нет своего человека на вилле.

— Разве что один из нас закрутит роман с Ла Манганезе; другого выхода я не вижу.

— Вряд ли ее привлекают мужчины нашего возраста.

— Да я просто шучу.

— Она странно на меня посмотрела. Тогда, в церкви.

— Кобель старый. Хоть бы словом обмолвился, что тайком бегал к ней на свидания в церковь. — Попытался разрядить обстановку. Не получилось.

— Сейчас все настолько ухудшилось, что любые действия с нашей стороны требуют немалой смелости.

— А может, глупости. Но противостоять ей в открытую… Я, конечно, оптимист, сам знаешь.

— А я пессимист. Это позволяет нам сохранять равновесие. Возможно, я просто устал. Но продолжаю считать, что положение отчаянное. Если они нанимают бандитов, то, значит, скоро с их стороны последуют еще более активные действия.

— В любом случае надо ждать. Посмотрим, что предпримет Фэйринг.

У пришедшей весны был пламенно-страстный язычок. Когда Стенсил свернул на юго-восток от Страда Реале и поднялся на холм к церкви Фэйринга, Валлетта казалась разморенной и уступчивой. В церкви было пусто, и тишину нарушал лишь храп в исповедальне. Стенсил стал на колени и грубо растолкал священника.

— Она может открывать здесь свои секреты, — ответил Фэйринг, — а я нет.

— Вы знаете, что представляет из себя Мейстраль, — сердито сказал Стенсил, — и скольким господам он служит. Неужели не можете успокоить девчонку? Разве в иезуитском колледже не обучают всяким месмерическим штучкам? — Он тут же пожалел об этих словах.

— He забывайте, что я уезжаю, — последовал холодный ответ. — Обратитесь к моему преемнику, отцу Аваланшу. Возможно, ваши наущения склонят его предать Господа, святую церковь и собственную паству. А во мне вы ошиблись. Я следую велениям своей совести.

— Черт вас разберет, — взорвался Стенсил. — Ваша совесть податлива, как каучук.

— Разумеется, мне нетрудно сказать ей, — продолжил он после паузы, — что всякие резкие действия с ее стороны могут, например, угрожать благополучию ребенка, и потому греховны.

Гнев испарился. Стенсил вспомнил, что помянул черта.

— Простите, святой отец.

— Не могу, — хихикнул священник. — Вы принадлежите к англиканской церкви.

Женщина подошла так тихо, что Стенсил с Фэйрингом подскочили, когда она заговорила:

— А вот и мой противник.

Этот голос, этот голос… Разумеется, он его узнал. Пока монах — столь изворотливый, что даже сумел скрыть удивление, — представлял их друг другу, Стенсил внимательно вглядывался в ее лицо, словно ждал, что оно выдаст какую-то тайну. Но она носила изящную шляпку с вуалью, и лицо выглядело таким же заурядным, как лицо любой благовоспитанной женщины, проходящей по улице. Рука в перчатке, открытая до локтя, была унизана браслетами и казалась твердой.

Итак, она пришла сама. Стенсил, держа данное Демивольту слово, ждал, что́ предпримет Фэйринг.

— Мы уже встречались, синьорина Манганезе.

— Во Флоренции, — прошелестел голос из-под вуали. — Помните? — Она повернула голову. В волосах под шляпкой виднелся гребень из слоновой кости, на котором были вырезаны пять распятых фигурок в шлемах с искаженными мукой лицами.

— Да.

— Я специально взяла гребень. Знала, что вы будете здесь.

Именно в этот момент Стенсил заподозрил, что от него зависит очень мало и уже не важно, придется ему предать Демивольта или нет, поскольку, что бы ни произошло в июне, вряд ли он может предотвратить осуществление непостижимых целей Уайтхолла или как-то повлиять на них. То, что он считал развязкой, оказалось лишь двадцатилетним перерывом. Он понял, что нет смысла спрашивать, следила она за ним или их свела некая третья сила.

В «бенце», по дороге на ее виллу, Стенсил не выказывал обычной автобоязни. Зачем? Ведь они встретились, пройдя тысячами разных улиц, чтобы вновь войти рука об руку в оранжерею флорентийской весны; чтобы с высокой точностью герметически замкнуть (с внешней или с внутренней стороны) участок, где все произведения искусства застыли на грани засыпания и пробуждения; где все тени чуть-чуть удлиненны, хотя ночь так и не наступает, и вся душа объята глубокой ностальгической тишиной. Все лица — плоские маски, а сама весна — ощущение долгой усталости в ожидании лета, которое, как и ночь, не наступит никогда.

— Мы с тобой на одной стороне, верно? — Она улыбнулась. Они праздно сидели в темнеющей гостиной и смотрели через окно в никуда, поскольку на море была ночь. — И цель у нас одна: не пустить итальянцев на Мальту. Пока что определенные круги в Италии не могут позволить себе открыть этот второй фронт.

И эта женщина дала добро на зверское убийство старьевщика Дупиро, любовника своей служанки. Я отдаю себе в этом отчет.

Ни в чем ты не отдаешь себе отчета. Бедный старикашка.

— Но наши средства различны.

— Пусть у пациента наступит кризис, — сказала она. — Мы должны спровоцировать лихорадку. И победить болезнь как можно быстрее.