Ужасно роковое проклятье

Данила пожал плечами. У меня тоже никаких особых догадок не имелось. Драгоценность — самый вероятный вариант. Какой-нибудь исторический документ, конечно, для коллекционеров тоже стоит денег, и немалых. Но собирателю было бы проще напрямую обратиться к Соне, да и выкупить у нынешней владелицы вожделенный реликт. Все вполне легально, никаких тебе тайных обысков и покушений на убийство. А то таинственный злодей (или злодеи?) обращается с Сонечкой, как со смертельно опасной змеей: страх и злоба на нее лютые, аж поджилки трясутся — прямо убил бы гадину, но и сверхзадача присутствует — надо взять сверхценный яд у еще живой твари. Отчего это? Может, никаких исторических ценностей не существует, а все искомое — вполне современно: контрабанда, наркотики, компьютерная дискета с важной информацией? И в этом случае количество версий, что собой представляет неведомый клад — просто запредельное. Особенно для человека, который любит детективные сериалы.

— А что насчет подозреваемых из числа коллег? — поинтересовался Данила, очнувшись от раздумий, — Промоутер, компьютерщик, уборщица, так?

— Да, — пожала плечами Соня, — Но все они слишком рядовые люди для маниакального психоза. Уборщице лет 55–60, зовут тетя Катя, фамилия, кажется Прижученко. Жена то ли слесаря, то ли водителя троллейбуса. Взрослый сын — просто загляденье, примерный мальчонка, учится в институте, подрабатывает чем-то вроде коммивояжера, маме помогает. Не семья, а песня "Хороша страна моя родная". Промоутер Венечка Сожителев. Рекламой занимается недавно, до того занимался наукой, не помню, какой именно, и в каком качестве. Может, лабораторных мышей кормил, а может, в музейном гардеробе пальто принимал. К нам в галерею устроен по протекции самого Дармобрудера, который еще в школе учился с Венечкиной маман. Компьютерщик Олег Кудрячин. Деловитый добродушный малый. Искренне сочувствует всем тупицам-пользователям компьютеров, которые ни хрена в своих любимых "гравицаппах" не смыслят. Ну, и немного презирает нас, простых смертных. По-моему, трудоголик, но не до параноидального синдрома. И который из них, по-вашему, подходит?

— Ни-ко-то-рый! — по складам произнес я, — А почему только они? А сам Дармобрудер? Или охранник?

— Трое вышеперечисленных подследственных, — принялась деловито объяснять Сонечка, — находились в пресловутой галерее вечером накануне отравления Жрушко, после распития мною кофе и ухода домой, они же прибыли на следующий день до моего пришествия в кабинет и приготовления на завтрак вышеозначенного напитка. Ясно изложено, гражданин начальник?

— Ну. А остальные?

— Дармобрудер и охранник? Шеф накануне ушел раньше меня, а с утра уехал готовить для итальянцев разные мероприятия. Ему же надо дорогих гостей окучивать? Ресторан заказать, в клуб свозить, в Звенигород, еще куда-нибудь. Политес, милый ты мой, штука сложная! А вот охранник сидит безвылазно на своем месте. Его, конечно, может напарник подменить, но… — Соня задумалась, — Выходит, я самого преступника расспрашивала насчет подозреваемых? Забавное предположение! Но ведь Игорь-то знал: итальяшки уже пару раз видели чертовы опусы, мы же мимо охранника прошли, а он привставал, чтоб на задницу Элеоноры полюбоваться. Значит, в третий раз в этот зал мы могли и не ходить. А насчет своих опасений по поводу стойкости "акселератика" я при Игорьке неоднократно шутила, говорила: обхожу эту чугунную болванку в треть тонны весом по стеночке. А он слушал и посмеивался. Да и вообще всегда хорошо ко мне относился. Ну, словом, подпиливать чертов статуй ему резону не было! Он знал, что я под проклятого чурбана по доброй воле ни ногой! И потом: Игорь мог войти в мою комнатушку в любой момент: когда я на обеде или вышла — за сигаретами там, за хот-догом. И все спокойненько осмотреть, до последнего ящичка. Зачем ему меня усыплять? Кстати, остальной троицы подозреваемых это тоже касается. Втайне обыскать мое рабочее место, мою сумку и карманы плаща легче в мое отсутствие, ничего в чай-кофе не подсыпая.

— Видимо, все-таки не они, — задумчиво согласился Даня, — Похоже, кто-то посторонний, у кого времени мало. Поэтому он торопится, делает глупости. А мы пытаемся связать его ошибки в систему объяснимых поступков. Помнишь, — обратился он ко мне, — как мы цепочку выстраивали, выстраивали однажды, а оказалось, это просто цепь совпадений.

— Да! — кивнул я, — Но тут умысел присутствует, по всему видать. Только мы не знаем, как к нему подступиться, к мотиву преступления.