Увидимся в аду

Вилария открыл ящик стола, вынул красную кожаную папку и достал толстенную пачку бумаг.

— Вот! — Он положил их на стол.

— Что это? — испугалась Наташа.

— Договор, — усмехнулся Вилария. — Я же тебе не машину по доверенности продаю. Ладно, — успокоил он, заметив, что Наташа с ужасом пялится на кипу листов. — Главное здесь вот что. Ты, пока работаешь на нас, не имеешь права зарабатывать в другом месте, исключая, разумеется, твою профессиональную земную деятельность. Никаких подпольных гадальных салонов, никаких кремов, шампуней, средств от язвы желудка и вывода из запоя. Ради удовольствия и с бескорыстным интересом, — быстро добавил он, заметив, что Наташа насторожилась, — сколько угодно. Мы же, в свою очередь, обеспечиваем тебе успех в любых земных предприятиях, гарантируем стабильный карьерный рост, сами решаем все разногласия с божественным институтом.

— Я согласна! — рявкнула Наташа, заскучавшая от формулировок. — Где подписать?

— Вот… — Он протянул Наташе двадцать страниц и коробочку.

Наташа открыла коробочку и увидела пропитанный чем-то красным кусок поролона.

— Это чернила, — пояснил Вилария. — Мочи указательный палец и ставь отпечаток. На каждой странице.

— А я думала, придется кровью… — ухмыльнулась Наташа.

— Кровь — это страшилки для детей, — буркнул он. — Отпечатки пальцев — это индивидуальные линии судьбы, которые определяются не мамой с папой, а там… — Он небрежно кивнул вверх. — Спутать их ни с чем нельзя.

Вилария выдал ей портфель из грубой свиной кожи, в котором хранились договор, несколько книжек в сафьяновых обложках, атлас Москвы, по страничкам которого ездили нарисованные машинки, трамваи, на остановках стояли люди, и можно было увидеть, где сейчас пробка, а где в метро — давка, и в каком месте сломался троллейбус.

— Когда ты перестанешь быть этой Наташей, — сказал Вилария, — тебе понадобится новая квартира.

— А когда я перестану ею быть? — забеспокоилась она.

— Когда придет срок. — Вилария явно темнил.

— И кем я буду?

— Красавицей, — ухмыльнулся он. — Вы, искусительницы, всегда красавицы.

13 мая, 17.40

Они сидели на террасе Магдиной квартиры. Было тепло, но пасмурно. Небо затянуло пеленой, бледно-желтое солнце вяло мерцало сквозь облака. Воздух был тяжелый, дышалось плохо.

— Гроза, что ли, будет… — прошептала Магда. — Ладно.

— С чего начнем?

— Э-э-э… — промямлила Наташа… — А можно так сделать, чтобы человек тебя полюбил раз и навсегда и чтобы ни на кого не обращал внимания? — спросила она.

— Теоретически — да, — после недолгого раздумья согласилась Магда. — Правда, есть несколько «но». Во-первых, если магия не очень сильная, его могут отколдовать. Во-вторых, придется подчинить его разум, сковать душу. У тебя получится не любовник, а зомби, единственным смыслом жизни которого будет любовь к тебе. Кроме этого, у него ничего не останется — вам даже поговорить будет не о чем. Такое заклятие редко применяют — в самых крайних случаях, да и то больше политических, а не любовных. К тому же это магия высокого класса, ты вряд ли справишься. Может, придумаешь что полегче?

— Порча, — твердо произнесла Наташа, нехорошо блеснув глазами. — Мне надо навести порчу.

МАША

13 мая, 21.59

Маша очнулась от назойливого приторного запаха. Разомкнув сонные веки, обнаружила, что сидит в ванне. Вода была как кисель — густая и сиреневая, а вокруг все пропиталось ароматом розового масла и лаванды. Маша чувствовала, что на волосах и на лице у нее толстый слой чего-то жирного.

— Проснулась! — раздался вопль.

К ванне подбежали вчерашние Грета, Соня и Марта. Маша отвела глаза, но, поняв, что ради нее девицы вряд ли изменят своим привычкам, оправилась от смущения.

— Ну как? — спросила рыжая.

— Ужасно, — призналась Маша. — Я сейчас задохнусь.

— Вот и славно! — неизвестно чему обрадовалась рыжая, положила руку на Машину голову и утопила ее в воде.

Смыв с Маши липкую мазь, Грета выдернула пробку, велела Маше встать и закутала ее в горячую махровую простыню.

— Теперь сюда. — Она указала на душевую кабину, которая выглядела бы как последнее достижение банной техники, если бы не была сделана из дуба, латуни и хрустального стекла.

В душе на Машу обрушился поток горячей серы. Из кабинки Машу отправили в баню, в которой разило хвоей и полынью. Жар пробирал до костей. Ее заставили мучиться до тех пор, пока не потемнело в глазах. После бани Машу оглушили ледяной ванной, уложили на длинный твердый стол, намазали чем-то, что пахло мандарином, и долго разминали — так, что Маша визжала от боли. Казалось, от нее отрывают куски мяса, а кости словно прогибались под сильными, хваткими пальцами одноглазой Сони.

Наконец Машу последний раз окатили медовым молоком, вытерли и намазали прозрачным, без цвета и запаха, желе. От желе Маша почувствовала, как кожа натягивается, становится упругой и смуглой, а во всем теле ощущается такая легкость и свежесть, что ей срочно захотелось что-нибудь делать. Плясать, кружиться, бегать, прыгать…

— Побереги силы, — посоветовала Грета и усадила ее за трюмо.