— Это, как бы вам сказать, псевдоним. Я когда на Сибирской жил, пытался газету выпускать… да какую газету, так, листовку на одну страничку, — поправился он. — Статьи псевдонимом Вольтер подписывал. Жил в восемнадцатом веке во Франции такой общественный деятель, философ и правозащитник. За правду страдал. Вот с тех пор и пошло. Правда, я успел всего три номера выпустить, и аккурат за третий меня с Сибирской и турнули. Хотя поначалу идея с газетой руководству Союза очень даже понравилась. Они-то думали, что я буду их режим прославлять, писать о том, какая на Сибирской жизнь сладкая да гладкая. Даже велели механикам небольшой печатный станок соорудить.
— А это, разве не так? — перебил учёного Сергей. — Ну, насчёт жизни?
— Молодой человек, а вы сами на Сибирской бывали? Решётки видели?! Вот и делайте выводы! Там жизнь только у того сладка, кто руководителям Союза известное место лижет, а в остальное время рта не раскрывает. На Сибирской ведь всем бывшие полицейские чины заправляют. Там рядом раньше городское управление внутренних дел располагалось, вот в день Катастрофы все полицаи оттуда в метро и рванули. Понятное дело, порядки они под стать себе завели. Хотя, если разобраться, что эти господа умели: только руки заламывать, да в морду бить!
— Подождите, — остановил учёного Сергей. — Да — решётки, да — бывшие полицейские. Но ведь Сибирская — самая богатая станция во всём метро! И это, наверное, не случайно.
— Вот именно, что не случайно! — горячо воскликнул Вольтер дрожащим от волнения голосом. Он залпом допил коньяк в своей кружке и, похоже, даже не заметил этого. — А вы задумывались, почему так?! Потому что продукты с Маршальской или электричество с Проспекта руководство Союза получает бесплатно, в качестве налогов, или покупает за бесценок, а всё, что производится на Сибирской, наоборот, — перепродаёт втридорога. Вот вы, Серёжа, с какой станции?
— Из Рощи.
— Из Рощи?! — с пьяным восторгом переспросил Вольтер. — Да, вам можно только позавидовать! Живёте дальше всех от сибирских заправил. Никто вам не указ, сами себе хозяева.
— Некому завидовать, — хмуро ответил Сергей. — Погибла моя станция. Никто не выжил. И Маршальская тоже погибла.
Вольтер изменился в лице, широко раскрыл рот, снова закрыл, словно ему не хватало воздуха, и только после этого с трудом выдавил из себя:
— К-как погибла?
— Что-то сожрало всех людей. Сначала на Маршальской, а потом у нас. Что-то похожее на живую шерсть или паутину. Хватает людей своими щупальцами, опутывает со всех сторон, а потом оттуда вываливаются голые кости. Мы с Полиной нашли на Маршальской рисунок этого. Не всего целиком, а одного из щупалец.
С этими словами Сергей достал из внутреннего кармана обёрнутый полиэтиленовой плёнкой бумажный листок с карандашным наброском косматого нечто и протянул Вольтеру, но когда тот, неловко покачнувшись, выхватил у него пакет, запоздало пожалел о том, что не развернул плёнку. Как бы учёный, делая это, не порвал рисунок. Но Вольтер не стал ничего разворачивать. Несколько секунд он, не мигая, смотрел на листок, а потом другим, уже совершенно трезвым, голосом произнёс:
— Откуда…
— Из комендантского сейфа, — уточнил Сергей.
Но Вольтер его, похоже, не слушал.
— Откуда… — повторил он. — Как это возможно? Ведь они должны были уничтожить все штаммы. Неужели…
Полина первая поняла, что учёный имеет в виду что-то другое. Подавшись вперёд, она в своей дерзкой манере дёрнула его за руку и, когда Вольтер повернулся к ней, ткнула пальцем в рисунок и требовательно спросила:
— Вы знаете, что это такое?
— Смерть, — последовал ответ. — Чёрный дракон…
Глава 11
Заглянуть в прошлое
Когда Вольтер закончил говорить, бутылка коньяка полностью опустела, притом что никто, кроме него, больше не выпил ни капли. Это был очень странный рассказ, больше похожий на исповедь. Человек, годившийся молодым людям в отцы, бил себя кулаком в грудь и рыдал как ребёнок. А начал он свою исповедь с удивившего Сергея признания.
— Я — страшный человек, — сказал он. — Вы даже не представляете, насколько. Я — чудовище! Знаете, сколько человек я убил? Не десятки и даже не сотни. Тысячи! Может, десятки тысяч!
Полина скептически нахмурилась, а Сергей подумал, что Вольтер, несмотря на все прошлые, вполне здравые рассуждения, не так уж и далёк от сумасшествия.
Но это было только начало.
Не глядя ни на кого, учёный плеснул в свою кружку коньяку и медленно, как сам учил, но, похоже, уже не ощущая вкуса, выпил.