Вырвавшиеся из кургана пальцы обняли его целиком, но не разорвали грунт. Призрачные, прозрачные, они образовали арку высоко вверху, захватив Отатараловую Драконицу.
Корабас издала оглушительный крик - но был ли это крик боли, страдания или избавления, Скрипач не смог бы сказать.
За снижающейся Отатараловой Драконицей манифестация Тиам - ставшей уже плотью, телесным многоглавым левиафаном - начала разрываться на части. С тихими на таком расстоянии криками драконы отделялись, взмахивая крыльями на свободе.
Почти все улетали, словно им подпалили хвосты. Скрипач смотрел, забыв про огромную тушу Корабас, как они мчались прочь, тогда как другие, слишком израненные, падали, ударяясь о землю с громоподобным треском.
Быстрый Бен пялился в небо, чуть слышно молясь. Потом глаза его сузились - он мог видеть сквозь Корабас.
Калам видел, какая адская гордыня озаряет лицо колдуна, и в точности понимал, о чем думает тощий ублюдок. Ассасину захотелось его ударить. Раз десять. По меньшей мере.
Призрачное тело Корабас проходило сквозь людей. Калам, сидевший на корточках, поглядел на Увечного Бога. Тот стоял недвижно, закрыв глаза, воздев руки в небо.
Рядом шлепнулась женщина, которую он никогда прежде не встречал, и соблазнительно улыбнулась. - Мне ты нравишься.
Улыбка стала еще шире. - Я женщина, укравшая луну. О, вижу, ты не веришь?
- Ну, то есть, - ответил он, - ты ее украла, отлично. Но зачем ты ее разбила?
Ярость шла этому лицу куда больше. - Я Апсал'ара, Повелительница Воров!
Он ухмыльнулся. - Никогда не любил воров.
Быстрый Бен фыркнул, слушая их беседу.
Потолок пещеры внезапно стал раскаленным до белизны. Геборик повернулся к Увечному Богу: - Сейчас! Открой глаза - тебе нельзя быть здесь вместе с ней. Никому нельзя!
Увечный повернулся. Он ощутил уход Старших Богов.
- Открой глаза!
Он так и сделал, ощутив, как Геборик берет его за руку.
Корик прятался за накрененным камнем. Он не сводил глаз с Увечного, который стоял в пяти шагах. В душе росла нужда, непреодолимая, дикая. Она хотела его пожрать. Она хотела уничтожить мир, в котором он живет, сорвать тонкую кожицу, скрывающую то, что внутри, от того что снаружи.
Ответа нет. Нет, кроме очевидного - того, который он не хочет слышать. Если бы он выслушал ответ, вынужден был бы узреть свою историю - не ностальгическую похвальбу, а череду обид и тягот, увидеть все раны, и свои, и те, что он наносил окружающим.
Он смотрел на Увечного Бога, словно тот мог спасти его душу.
И Падший открыл глаза, прямо поглядев в глаза Корика.
Нефритовый огонь кружился столбом, облачая бога. Свет становился все ярче, воздух свистел.
Взоры сплелись, пусть их разделял изумрудный огонь.
И Корик увидел нечто... пробуждение, взгляд... обещающий...
Ощутил, как душа тянется - ближе, ближе... тянется, чтобы коснуться.
Увечный Бог улыбнулся ему с такой любовью, таким пониманием.
Тень, вставшая за его спиной, не могла возникнуть среди столь яростного пламени. Но Корик увидел, как она растет и обретает форму. Увидел две руки, увидел тусклый блеск обнаженных кинжалов.
Крик предупреждения разорвал горло - Корик бросился...
И ножи Котиллиона погрузились в плоть. В спину Увечного Бога.
Потрясение исказило нездешние черты - как будто улыбки никогда не было - голова качнулась назад, тело выгнулось в агонии.
Кто-то врезался в Корика, повалив наземь. Он отбивался с рычанием.
Зеленый огонь вспыхнул, спиралью ввинчиваясь в небо - так быстро, что сразу пропал.
Корик смотрел вслед, вытянув руки.
Рядом, слишком близко и нестерпимо громко, Скрипач произнес: - Единственный путь, Корик. Это к лучшему. Ты ничего...
Корик с резким всхлипом оттолкнул капитана и свернулся как ребенок, оказавшийся в мире напрасных обещаний.