Увечный бог. Том 2

Какое наследие можно найти в ребенке, брошенном на произвол судьбы? Сколько истин скрыты в ее крошечных косточках? Слишком много, чтобы их можно было представить.

Треснул еще один камень, будто цепь лопнула.

Килава снова обратила свое внимание на врата.

Остряк привалился спиной к огромному валуну, откинул голову на нагретую солнцем поверхность, закрыл глаза. Инстинкты, никуда от них не денешься. Его бремя в виде бога обратилось во внутреннее жжение, наполняя Остряка срочностью, которой он не понимал. Нервы были расшатаны, мышцы болели от усталости.

Он пересек бессчетное множество миров в поиске кратчайшего пути… куда? К вратам. Скоро грянет катастрофа. Ты этого боишься, Трейк? Почему бы просто не сказать, ты, жалкий поедатель крыс? Покажи мне врага. Покажи мне, кого убить, поскольку это единственное, что тебя радует.

В воздухе стоял смрад. Остряк слушал, как над трупами жужжат мухи. Он не понимал, где находится. Поляну окружали деревья с широкими листьями; в небе над ней кричали утки. Только это был не его мир. Он… отличался. Как будто его поразила болезнь, но не та болезнь, от которой погибли двадцать с лишним несчастных, которые лежали в высокой траве, покрытые кровоточащими язвами, из их растрескавшихся ртов торчали распухшие языки. Нет, то лишь симптом более глубокой хвори.

Этот мор – чьих-то рук дело. Кто-то призвал Полиэль и натравил на этих людей. Ты хотел продемонстрировать мне истинное зло, Трейк? Напомнить, какими ужасными мы бываем? Люди проклинают тебя, и твое гнилое прикосновение рушит жизни без конца, однако во всех мирах тебя знают.

Кто-то воспользовался тобой, чтобы убить этих людей.

Остряк думал, что столкнулся с худшими из людских пороков в Капастане, во время Паннионской войны. Целый народ, сошедший с ума. Впрочем, насколько он понимал истинную суть той войны, в сердце Домина скрывалось несчастное существо, охваченное неизбывной болью и оттого способное только кидаться на всех с клыками и когтями.

Где-то в глубине души он понимал, хотя сам он еще не был готов принять этого, что прощение возможно: от улиц Капастана до трона в Коралле, а то и дальше. Поговаривали о существе, чья жизненная сила удерживала врата запечатанными. Он мог проследить логику произошедшего, и понимание этого дарило что-то вроде умиротворения. С ним почти можно было свыкнуться.

Только не здесь. Какое преступление совершили эти несчастные, что заслужили подобное наказание?

Остряк чувствовал, как слезы сохнут на щеках. Это… непростительно. Тебе нужен мой гнев, Трейк? Я здесь за этим? Чтобы пробудиться? Долой стыд, горе и самобичевание – это ты мне хочешь сказать?

Спешу разочаровать: не помогло. Я вижу здесь лишь то, на что способен род человеческий.

Остряку очень не хватало Ганоса Парана. Итковиана. Друзей, с которыми можно поговорить. Они как будто были с ним в прошлой жизни, давно потерянной. Драсти. Эх, дружище, вот бы вам встретиться с твоим тезкой. Он бы тебе понравился. Ей бы пришлось силой гнать тебя и заложить дверь кирпичом, ведь ты бы напросился в отцы. Ты бы показал ей, что такое безусловная любовь к ребенку.

Скалла, ты так же тоскуешь по Драсти, как и я?

У тебя хотя бы есть твой сын. А я пообещал, что вернусь. Пообещал.

– Как бы ты поступил с этим, Господин Колоды? – обратился Остряк к поляне. – Что бы ты выбрал, Паран? Никто из нас не был доволен своей долей, но мы ухватились за нее. Взяли за горло. Думаю, ты еще не разжал свою хватку. А я? Ах, боги, как я все испортил.