Уцелевший

Гулаб сделал привычный для него пренебрежительный жест, и мы оба наблюдали, как талибский лидер удаляется от нас сквозь деревья. Деревенский полицейский протянул мне руку, помог встать на ноги и снова повел через лес. Он внимательно следил за моей разбитой левой ногой, почти волоча меня вниз по склону, до тех пор, пока мы не достигли иссохшего русла реки.

Здесь мы передохнули. Мы ожидали увидеть талибских стрелков, но никто не явился. Среди деревьев вокруг нас со взведенными автоматами прятались пастухи и фермеры Сабрэя, готовые встать на нашу защиту.

Мы ждали, по меньшей мере, сорок пять минут. И потом, не нарушив неумолимой горной тишины, из деревни прибежали еще два парня. Было понятно, что они показывали нам уходить прямо сейчас.

Каждый из них протянул мне руку, и афганцы повели меня наверх, через деревья по крутому склону. Я должен признать, что уже не понимал, что происходит, куда мы идем или что я должен делать. Мне стало понятно, что мы не можем вернуться обратно в деревню, и мне очень не нравился тон записки, которую Гулаб сунул в карман брюк.

Я просто шел наверх вместе с афганцами без какого-либо вразумительного плана. Нога болела все сильнее, я едва мог поставить ее на землю, и двое парней, которые несли меня, полностью взяли на себя вес моего тела. Мы наткнулись на небольшой пролет грубых каменных ступеней, вырезанных в откосе. Парни толкали меня вверх по ним сзади, упираясь в меня плечами и давя всем весом своих тел.

Я шел первым, и как только сделал шаг на ступени, тут же столкнулся лицом к лицу с вооруженным афганским бойцом, которого раньше не видел. Он нес «АК-47», держал его в готовой к бою позиции и, когда увидел меня, тут же поднял автомат. Я посмотрел на его шляпу и увидел на ней значок со словами, от которых у меня чуть сердце не остановилось: «БУША В ПРЕЗИДЕНТЫ!»

До меня дошло, что он – боец афганских спецвойск, и меня охватила паника, потому что на мне был костюм афганских племен, такой же, какие носят талибы. Но прямо за афганцем, продираясь через подлесок, шли двое армейских рейнджеров США в боевой форме с оружием на изготовку. Их лидером был большой афроамериканец. Позади меня, сохранив невероятное присутствие духа, Гулаб кричал номер моего класса BUD/S, который он видел на моей татуировке с трезубцем: «Два-два-восемь! Это два-два-восемь!»

Лицо рейнджера внезапно осветилось огромной улыбкой. Он бросил взгляд на мою двухметровую фигуру и резко отчеканил:

«Американец?» Я лишь успел кивнуть, и он тут же издал крик, который эхом пронесся над горами: «Это Маркус, парни! Он у нас, он у нас!»

Рейнджер подбежал ко мне, заключил меня в объятия, и я почувствовал запах его пота, боевого снаряжения и автомата – запахи дома, запахи, с которыми я живу. Американские запахи. Я пытался оставаться сильным и не разрыдаться, в основном потому, что «морской котик» никогда не показал бы свою слабость перед рейнджером.

«Эй, брат, – сказал я, – как я рад тебя видеть».

К этому времени в горах начался хаос. Солдаты выходили из леса со всех сторон. Я видел, что они были очень побитые, в потасканном боевом снаряжении, и все с приличной щетиной, росшей, видимо, несколько дней. Они были грязные с ног до головы, растрепанные – и все широко улыбались. Я догадывался, и как оказалось, верно, что они разыскивали мою команду с раннего утра среды. Боже, они были всю ночь на улице в ту грозу! Неудивительно, что они выглядели немного помятыми.

Сегодня было воскресенье. И Боже, каким наслаждением было снова услышать английский язык, простые повседневные слова, многообразные американские акценты, выражения дружбы и фамильярности. Могу вас уверить: после определенного времени, проведенного во враждебной иностранной среде, где никто толком не может ничего объяснить, быть спасенным своими людьми – стойкими, уверенными, организованными парнями, натренированными профессионалами, вооруженными до зубов и готовыми ко всему, которые окружают тебя дружелюбием, – это вызывает чувство самого высшего восторга. Но я бы не рекомендовал готовиться к такому моменту.

Они тут же принялись за дело. Капитан армии приказал солдатам отнести меня на более высокую позицию. Они подняли меня вверх по склону и посадили рядом с загоном для коз. Санитар США Трэвис тут же принялся за мои раны. Он снял старые бинты, которые дал мне Сарава, обработал антисептиком и наложил чистую повязку. Он также дал мне чистую воду и антибиотики. К тому времени, как он закончил, я чувствовал себя почти человеком.

Атмосфера вокруг была неизбежно радостной, потому что все ребята чувствовали, что их миссия завершена. Все американцы, воевавшие на передовой, понимали это чувство праздника. Все мы понимали: несмотря на то, что столько моментов пошло не так, мы еще очень многих избежали благодаря знаниям боевых условий, ведь еще много раз что-то могло пойти совсем не тем путем.