Уцелевший

Мы с парнями прошли в темноте вниз, к другому дому, и сошли с дороги прямо на крышу. У нас с собой было нечто вроде простыни, и мы легли рядом для сохранения тепла. На улице было очень, очень холодно, но я думаю, что они подозревали какую-то опасность и знали, что мне нельзя было оставаться на старом месте. Может быть, они предполагали, что в деревне кто-то есть, или беспокоились, что кто-нибудь намекнул талибам о моем точном расположении. Так или иначе, афганцы не собирались испытывать судьбу. Если талибские стрелки ворвутся в дом, там они меня не найдут.

Я лежал здесь, на чертовой крыше, крепко зажатый между Гулабом и его другом, до смерти замерзший, но зато я находился в безопасности. И вновь я был удивлен абсолютной горной тишиной. В деревне Сабрай не было слышно ни единого звука, и западному жителю такое очень трудно представить.

Гулаб и его друг не издавали ни звука. Я едва слышал, как они дышат. Что бы мы ни делали, они всегда говорили мне «тс-с-с», даже если мне казалось, что я тих, как могила. Мир здесь, в горах, настолько тихий, что просто разрушает всю западную логику. Может быть, именно поэтому никто и никогда не завоевывал эти высокогорья афганских племен.

Всю ночь я то спал, то просыпался, и всю ночь мы пробыли здесь, на крыше. Один раз я посмел поменять позицию, и по реакции моих новых друзей вы бы подумали, что я включил пожарную сигнализацию. «Тс-с-с, доктор Маркус… Тихо!» Это лишь показывало, что они сильно нервничали из-за тихих убийц талибской армии.

На заре мы собрали вещи и вернулись в дом. Я хотел еще немного поспать, за окном с видом на нижнюю часть горы росло большое дерево, а на этом дереве жил самый громкий в мире петух. Этот говнюк мог разбудить целое кладбище. Ему было плевать на восход, на первые лучи и вообще на окружающую природу. Петух начинал завывать в полночь и не преставал до утра. Иногда я думал, что, если бы дело дошло до выбора, уничтожить Шармака или этого петуха, я бы запросто плюнул на Шармака.

Вожди племени вернулись снова около 7 утра, чтобы совершить раннюю утреннюю молитву в моей комнате. Конечно, я присоединился к ним, повторяя слоги, которые уже выучил. Потом, когда ушли взрослые, дверь открылась нараспашку, и целая ватага ребятишек внеслась внутрь, громко выкрикивая: «Привет, доктор Маркус!»

Они никогда не стучали, просто прибегали и обнимали меня. И это повторялось по несколько раз в течение дня. Сарава оставил медицинскую сумку в моей комнате, так что я обрабатывал их порезы и царапины, а они учили меня некоторым словам из своего языка. Эти дети были замечательными. Я никогда их не забуду.

К утру субботы, 2 июля, меня все еще мучила сильная боль: плечо, спина и нога часто болели так, что я едва не терял сознание. Гулаб это знал и послал одного старика из деревни ко мне. Он пришел с пластиковым мешочком, в котором лежал табачный опиум, напоминающий зеленое хлебное тесто. Дедушка дал мне мешок, я отщипнул немного смеси, положил за губу и ждал.

Потом случилось чудо. Боль отступила. Полностью. Я впервые в жизни попробовал наркотики, и мне это жутко понравилось! Опиум восстановил мои силы, освободил от боли. Я не чувствовал себя лучше с тех пор, как упал с горы. Я молился с мусульманами, стал поклонником местной травки, то есть понемногу начинал жить как афганский крестьянин. Уя, Гулаб, – не так ли?

Старик оставил пакет мне, и это помогло мне пережить следующие несколько часов и облегчить мои страдания сильнее, чем я могу выразить словами. Когда ты вытерпел за несколько дней очень много боли, от передышки испытываешь невероятное облегчение. Впервые в жизни я понял силу этого наркотика, которым «Талибан» и «Аль-Каида» пичкали террористов-смертников перед тем, как они уничтожали себя и всех в радиусе поражения бомбы.

В террористах-смертниках нет ничего героического. В большинстве своем это просто тупые дети с промытыми безумными мозгами.

Я видел, как вертолеты США летают над домом, где я находился – «Black Hawk 60» или «черные ястребы» и несколько «MH-47», словно в поисках чего-то. Надеюсь, что меня. Из того, что сказали талибы, я знал, что один из наших вертолетов был сбит, но, конечно, не знал, кто был на борту, и что еще восемь человек из моего отряда «Альфа» погибли, включая Шейна Паттона, Джеймса Саха и капитана Хили.

Я также не знал, что тела Майки, Дэнни и Акса еще не были найдены и что вертолеты кружили над горами, пытаясь найти следы четверых ребят, которых послали на операцию «Красные крылья», закончившуюся так ужасно. Экипажи вертолетов не знали, был ли кто-нибудь из нас жив. А дома телевидение и газеты колебались между определениями «мертвы» и «пропали», что сильнее накручивало рейтинги в тот день, я думаю. Но от этого в Восточном Техасе легче никому не стало, это я могу точно сказать.

В любом случае, когда я увидел эти вертолеты, то тут же выскочил на улицу. Я снял майку и стал махать ею над головой, крича: «Я здесь, парни! Я тут. Это я, Маркус! Сюда, ребята!»