— Так это и есть, скотина, твоя ч-честная д-дележка? — процедил он, трясясь от бешенства. — А знал же я, знал с самого начала! Ну, погоди, гадина!..
Проворно, понаторело молодой баск стянул кисти Родриго вынутым из куртки сыромятным ремнем. Огляделся. Быстрым, сноровистым ударом разрубил валявшийся на примятой траве боевой лук, имевший в длину шесть футов, а при натяжении требовавший почти ста пятидесяти фунтов усилия. Деревянные половинки разлетелись, отброшенные тугой тетивой, прыгнули по земле, замерли. Мануэль нанес еще два быстрых удара и поднял прочнейшую, навощенную веревку, на которой можно было бы спокойно поднять в воздух кузнечную наковальню.
— Угу, — буркнул он уже довольным голосом.
Связать лодыжки поверженного командира было делом нескольких мгновений. Баск яростным пинком перевернул капитана и начал неудержимо, со всего размаху бить Родриго по щекам, приводя в чувство. Испанец не шевелился.
— Ах ты, тварь, — остервенело процедил Мануэль.
Выпрямился, повел взглядом вокруг, сделал несколько быстрых шагов и вернулся, неся сдернутую с пояса Альваро флягу. Струя холодного терпкого вина ударила в лицо Родриго, темными струями разлилась по щекам и подбородку, начала постепенно впитываться в землю.
Остатки напитка Мануэль влил капитану в рот. Кастилец медленно раскрыл глаза.
— Мануэль?..
— Он самый.
Родриго дернулся и немедленно вспомнил все произошедшее. Ни рукой, ни ногой шевельнуть не удавалось.
«Оглушил, сукин сын. Одолел-таки.»
Испанец повернул голову и уставился прямо в глаза бывшего подчиненного.
— Что будем делать дальше?
— Дальше? — медовым голосом осведомился баск. — Ах, дальше... Скажи, Родриго, ты заранее продумал и расчислил это маленькое приключение?
— Нет.
— Тогда зачем же?..
— Объяснил бы, — медленно произнес испанец, — но ты, к сожалению, не поймешь.
— Я все понимаю, — засмеялся окончательно восстановивший дыхание баск. — Баронесса по вкусу пришлась, делиться не захотелось... Куда проще: мой меч — ваши головы с плеч. А, Родриго?
Кастилец промолчал.
— Я подвешу тебя за ножки, — любезно сообщил Мануэль. — Можно бы и за другое место, да тяжел ты, капитан, оборвешься быстро, подохнешь легко. А так — разведем снизу милый маленький костерок, сами согреемся, тебя подогреем... Помнишь, нантский ювелир продержался полчаса? Потом все равно выложил, где хранил золото и камни, да проку от этого было мало — подох часок спустя. Но для тебя расстараемся, Родриго. Костерок разложим крохотный-прекрохотный, чтоб пламя только слегка подымалось. А покуда будешь болтаться на веточке, начальник любезный, выведем баронессу на вольный воздух, сами возымеем, тебе возыметь позволим... Поскольку в подвешенном состоянии любовью заниматься несподручно, придется гордость вашу доставить по назначению отдельно, в отъятом от прочих телес виде...
Мануэля колотило нервной дрожью. Грубый, наглый баск начинал изъясняться с витиеватостью, оскорблявшей простейшие стилистические правила.
Впрочем, Родриго было не до словесных изяществ.
— ...Вот так, отъятую, и вставим, куда положено. А баронессу для пущей важности на костерок затащим... Да-с. Чтоб вы на холодность возлюбленной не пожаловались. Мы люди не гордые, помиримся и на служаночке, ха-ха...
Испанец заревел от ярости и напряг мускулы. Борьба против сыромятной кожи и вощеной тетивы оказалась тщетной. Родриго извернулся, покатился по земле.
Удар кованого сапога возвратил его на первоначальное место.
— Жаль, надобно спешить, — процедил Мануэль. — А то я изобрел бы еще кое-какие маленькие хитрости. Пожалуйте на ветку, mi capitan!
Он ухватил Родриго за волосы и, пыхтя, потащил по направлению к деревьям, окаймлявшим прогалину. От адской боли на глаза испанца навернулись слезы. Впрочем, не только от боли.
«Окаянный кузнец! Окаянное везение! Да что же это за пакость приключилась такая? Почему я не метнул в него меч?.. И Эрна! Ведь этот ублюдок...»
Мануэлю пришлось туговато. Весу в капитане оказалось никак не меньше двухсот пятидесяти фунтов, и волочить эту беспомощную груду мышц по траве было отнюдь не легко. Задирая голову, баск высматривал подходящий сук — длинный, вытянутый вровень земле, достаточно прочный, чтобы удержать тяжеленное тело на безопасном расстоянии от ствола и окружавшего подлеска. Затевать лесной пожар посреди Хэмфордской чащи Мануэлю вовсе не хотелось — в свое время баск нагляделся на обугленные трупы бедолаг, застигнутых огнем в горных дебрях далекой родины.
Деревья скрывались во мраке, стояли непроницаемо черной стеной. Сразу отыскать подходящую для казни ветвь не могли даже рысьи глаза молодого баска.
Мануэль отпустил Родриго, разогнулся, прищурился.
Повел взором.
Ни ветерка не гуляло в древесных кронах. Лес безмолвствовал.
Резкое, многоголосое лошадиное ржание по другую сторону хижины разорвало тишину.
Баск опустил взгляд. И медленно отвесил челюсть, не слыша собственного безумного рева, поскольку оцепеневший от ужаса мозг отказался воспринимать что бы то ни было.
* * *